МАЛЬВИДА
На вокзал они поехали вдвоем. Мальвида была не уверена, что стоит брать Ольгу с собой, она хотела поговорить с Искандером наедине, чтобы выяснить его планы до того, как он встретится с Ольгой. Но Ольга и слушать ее не стала: “Папа едет повидаться со мной, а не с тобой, ведь правда?” Это было обидно, но пришлось с ней согласиться.
Вообще в последнее время Ольга часто бывала права. Она стала очень самостоятельной, у нее прорезалось собственное мнение по разным вопросам и она страстно его защищала. В принципе Мальвида могла бы гордиться результатами своего воспитания — она получила трепещущий страхами комок нервов и превратила его в человека. Но именно сейчас это было некстати. Однако выбора не было и она взяла Ольгу на вокзал.
Выйдя из вагона, Искандер не сразу узнал дочь — перд ним стояла тоненькая высокая темноглазая девушка, ну, может, еще не совсем девушка, но уже не ребенок.
“Неужели это ты? — воскликнул он по-русски, пытаясь обнять дочь. — Я бы не узнал тебя на улице!”
“Что, не похожа на то несчастное забитое существо, которое ты привез Мали в Истбурн?” — дерзко ответила она по-французски, отстраняясь от его объятия. Мальвида вся сжалась, но промолчала.
Они наняли фиакр и покатили к дому Ирен Швабе. Самой Ирен в Париже не было, она уехала на несколько дней в одно из своих таинственных путешествий. То есть таинственных для всех, кроме Мальвиды, которая была душевной поверенной Ирен. И хранила вечное молчание.
“Она что, забыла русский язык, Мали?” — в ужасе спросил Искандер, когда они уселись на мягкие сидения фиакра.
“Мы редко говорим русски. Ты же знаешь, я не так очень… — смущенно начала Мальвида по-русски и сбилась на немецкий. — А Ольге нужно было срочно выучить французский, чтобы пойти в школу”.
“И все это для того, чтобы отдалить ее от меня?” — почти взвыл Искандер, но все-таки сдержался, взглянув на плотную спину извозчика.
“Я не виновата в ее отдалении”, — прошептала несчастная Мальвида.
“Ты прекрасно знаешь, кто виноват”, — отчеканила Ольга по-немецки.
“Да, она действительно повзрослела. Ну что ж, я рад, что привезу домой разумного человека, а не дикого зверька”.
“Я туда не вернусь”, — жалобно сказала Ольга по-русски и заплакала.
Мальвида сцепила зубы, чтобы скрыть слезы, а Герцен их даже не скрыл, они застлали ему глаза:
“Но девочка моя, Оленька моя, ведь я так хочу, чтобы ты вернулась под родительский кров…”
“При чем тут кровь? — не поняла Ольга и спросила Мальвиду по-французски — Что он сказал про кровь?”
Мальвида тоже не поняла слов Искандера — за эти годы она почти забыла русский. Искандер ужаснулся разверзшейся между ними пропасти и, наконец, позволил себе заплакать навзрыд.
МАРТИНА
Удивительное совпадение — оба великих человека, ее главные друзья, Вагнер и Герцен, были большие любители поплакать навзрыд. Не совсем ясно, как это свойство связано с их общей способностью тайком неоднократно брюхатить жен своих лучших друзей, чтобы потом открыть изумленному миру, кто истинный отец детей. Впрочем, про шалости Вагнера выяснится позже, а сейчас не могу отказать себе в удовольствии процитировать письмо злополучного Огарева Ольге, написанное через несколько лет после поездки Герцена за нею в Париж.
ОГАРЕВ: 13 июня 1869 г., Я хочу сказать тебе, дорогая Ольга, что у меня на сердце. Я люблю и всегда любил твоего отца как родного брата, оттого и вас, его детей, всегда считал своими. Я любил твою мать как родную сестру, оттого и вас всегда любил как родных.
Я любил Лизу как собственного ребенка, так как она тоже дочь твоего отца и Natalie, которая мне как сестра. Вот о чем я хочу попросить тебя, моя добрая Ольга, — любить Лизу как родную сестру и стараться всегда оставаться единой семьей в память о твоем отце, обо мне, потому что не хотелось бы, чтобы нас когда-либо разделяли в вашей любви к нам…
Прощай, дитя мое, целую тебя, преданный тебе Ага (так Оленька произносила в детстве его имя — Агарев).
МАЛЬВИДА
“Пора спать, Оленька. А не то опоздаешь завтра в школу”.
“Разве я пойду завтра в школу? Я думала, раз папа приехал, я могу в школу не идти”.
“Конечно, ты можешь вообще бросить школу, если ты собираешься с ним уехать”.
“Кто сказал, что я собираюсь уехать?”
“Что вы тут обсуждаете?”— спросил Герцен, входя в гостиную. Лицо у него было хмурое. Интересно, слышал он их разговор или нет? Как только Ольга вышла из комнаты, Мальвида поняла, что слышал.
“Почему ты настраиваешь ее против меня? — спросил он раздраженно. — Хочешь быть моей Немезидой?”
“Ты сам своя Немезида, Искандер. Зачем забирать девочку отсюда, где ей хорошо? И увозить туда, где она так страдала?”
“Потому что я хочу вернуть ее в семью. Это ненормально, что девочка, у которой есть семья, живет у тебя”.
Голос Мальвиды задрожал: “Ты считаешь свою семью с Натали и Агой нормальной? И полезной для воспитания хрупкой молодой души?”
“Ах, Мали, я просто с ума схожу, когда думаю, что собственными руками выпроводил свою дочь из родного дома! Я должен этот проступок исправить”.
“Ты берешь на себя слишком много долгов. А у тебя только один истинный долг — решить, кому ты должен больше, себе, Ольге или Натали? “
“Ты не представляешь, насколько Натали переменилась к лучшему с тех пор, как у нее родились дети! Она так погружена в них, что перестала переживать нашу нелепую ситуацию с Агой”.
“Не верю, люди не меняются. Да и обстоятельства не изменились — Ага по-прежнему живет с вами в одном доме. И все вы играете перед миром лживый спектакль, в котором дружная пара Огаревых заботится о печальном вдовце Герцене”.
“Ну конечно, как же иначе? Мы вынуждены играть этот спектакль, чтобы соблюсти внешний декорум”.
“А что думают дети?”
“Я надеюсь, дети ни о чем не подозревают”.
“Боюсь, что ты ошибаешься. У детей на такие дела нюх, как у собак”.
“Не пугай меня. От этой мысли у меня волосы встают дыбом на затылке”.
“Ладно, давай сейчас прекратим этот спор, утро вечера мудреннее. Лучше поговорим о твоих книгах. Я получила письмо от издателей”.
“ От каких издателей?”
“Я вижу, семейные драмы заслонили от тебя всю остальную жизнь. От твоих гамбургских издателей “Гофман и Кампе”.
“А, да! Прости! Ты забываешь, что кроме семейных драм моя голова постоянно занята редактурой и публикацией “Колокола”! Почти все статьи в нем написаны мной. Однако я вспомнил: “Гофман и Кампе” издали твой перевод “Былого и дум” на немецкий, да? Чего же еще они хотят?”
