Кандидатура Максимилиана представлялась предпочтительной еще и потому, что позволяла сблизиться Франции и Австрии, в том числе в решении вопроса по Венеции. Оптимальным вариантом этого дипломатического хода стал бы отказ Вены от Венеции в пользу Франции за счет приобретения влияния в огромной мексиканской империи. В последующем Париж передал бы Венецию Италии, тем самым вернув любовь итальянцев к Франции. Дальнейшие дискуссии по этому вопросу только укрепили Наполеона III в правильности этой идеи.
* * *
Отвлекаясь немного от изложения хода дальнейших событий, следует более подробно остановиться на причинах, которые в конечном итоге подвигли Наполеона III принять решение о военном вторжении в Мексику и установлении там монархического режима. В «мексиканском вопросе» причудливым образом переплелись расчетливость и прагматизм императора, с одной стороны, и его иллюзии и мечтания — с другой.
Изначально Наполеон III сочувствовал мексиканским консерваторам в их борьбе с революцией и левыми радикалами. Несмотря на то что консерваторы не воспринимали столь необходимые для успешного развития страны политические и социальные реформы, император полагал, что это лучше, нежели победа радикалов.
Хуарес и его сторонники «покусились» на католическую церковь и ее имущество — это вызвало возмущение католиков-французов. Ярая католичка императрица Евгения и ее партия, несомненно, оказывали сильнейшее давление на главу государства. Проблемы в Италии в этом вопросе только усугубляли ситуацию и вынуждали императора реагировать на вызовы католической веры по всему миру.
Создание максимально благоприятных условий для успешного развития французской экономики и поддержания уровня жизни было одним из важнейших постулатов правления Наполеона III, поэтому он остро реагировал на всё, что могло отрицательно сказаться на экономике страны. Император прилагал много усилий для модернизации инфраструктуры и создания современного флота, который способствовал внешней торговле Франции с другими странами. Страны Западного полушария были выгодными торговыми партнерами, предоставлявшими сырье и потреблявшими французские товары.
Нестабильность в этом регионе (или ограничения типа «доктрины Монро») болезненно воспринималась императорским правительством и сужала возможности свободной торговли и деятельности предпринимателей. Но если страны американского континента будут сильно привязаны к Франции, то ситуация кардинальным образом изменится в противоположную сторону.
В «мексиканском вопросе» большую роль сыграло и ближайшее окружение императора. Так, председатель Законодательного корпуса Морни лоббировал интересы международных инвесторов (прежде всего банкира Жекера) и требовал всеми возможными способами добиться от Мексики выполнения ее долговых обязательств. Поэтому неудивительно, что мексиканский долг перед Францией официально был таким большим, Жекер получил французское гражданство, а Морни хороший процент от сделки
[1771].
В это время в Европе снова активно обсуждали возможность сооружения в Центральной Америке межокеанского канала, а укрепление французских позиций в Мексике давало великолепный шанс Франции в этом вопросе. Появились проекты, связанные с прорытием канала через территорию Мексики.
Гражданская война в США переключила внимание американских властей на внутренние проблемы. Вашингтон не мог бы сопротивляться усилению позиций европейцев в Западном полушарии.
Наполеон III питал склонность к созданию таких межгосударственных союзов, которые основывались бы не только на материальной основе, но и на духовной. Его завораживала мысль принести в Мексику стабильность, единение латинской расы, формирование общества на консервативных началах, традиционных ценностях и католической вере. Другими словами, Франция могла бы зажечь в Мексике и других странах Латинской Америки «свет цивилизации». Неким образом это было похоже на «цивилизационную миссию», какую осуществляли французы в Алжире. Поэтому нет ничего удивительного в том, что один из влиятельнейших сановников Второй империи, Руэр, любил говорить о политике Франции в Мексике в те годы как «la plus grande pensée du règne»
[1772] («самый великий замысел правления»).
В одном из писем генералу Форе император откровенно писал следующее
[1773]:
В нынешнем состоянии мировой цивилизации процветание Америки небезразлично для Европы, потому что именно оно питает наши фабрики и оживляет нашу торговлю. В наших интересах, чтобы Соединенные Штаты были сильными и процветающими, но у нас нет никаких оснований радоваться тому, чтобы они захватили весь Мексиканский залив и были единственными поставщиками продуктов для Нового Света… Если, с другой стороны, Мексика сохранит свою независимость и целостность территории и если при помощи Франции будет сформировано стабильное правительство, то мы вернемся к латинской расе на другой стороне мира, за океаном, во всей своей силе и величии… Мы восстановим наше благотворное влияние в центре Америки, и это влияние, создавая огромные возможности для нашей торговли, предоставит нам необходимые материалы для нашей промышленности. Возрожденная таким образом Мексика всегда будет благосклонна к нам не только благодарностью, но и тем, что ее интересы будут гармонировать с нашими. Более того, в правильности этих идей императора неустанно убеждали мексиканские эмигранты. Они не скупились на похвалы в адрес Наполеона III и говорили, что приход европейцев будет с радостью встречен местным населением, уставшим от революций и нестабильности.
Проблема заключалась в том, что глава государства не имел полной и достоверной картины происходившего в Мексике, а также в том, что многие важнейшие решения во времена Второй империи принимались в обход правительства.
Итак, в середине сентября 1861 года окрепла «государственная» мысль о перспективности военной интервенции в Мексику и появилась кандидатура на роль царственного правителя. Не теряя времени, французы «подсказали» Альмонте, де Эстраде и другим эмигрантам план преобразования их родины в империю во главе с Максимилианом. Мексиканцы были в восторге и отправились в Австрию, чтобы встретиться с эрцгерцогом. Выслушав делегацию мексиканцев, Максимилиан с готовностью принял «франко-мексиканский» план о своем восшествии на мексиканский престол
[1774].
