Сейчас трудно сказать, имел ли место этот эпизод в реальности, но во времена Второй империи об этом много судачили в народе. Даже в литературе того времени он преподносился как достоверный факт. А может быть, это одна из составляющих большой наполеоновской легенды?
12 июня в 3.30 утра Наполеон I выехал из Парижа. Начиналась новая кампания. Британский историк Эдит Саундерс приводит интересный факт, на который стоит обратить особое внимание. Он пишет, что император «определенно готовился к лучшему, потому что в его уже отправленном багаже лежали кипы прокламаций для развешивания в Брюсселе на следующей неделе, датированные Лакенским дворцом, где он намерен был остановиться». Они были сформулированы следующим образом
[146]:
Воззвание к бельгийцам и жителям левого берега Рейна. Недолгий успех моих врагов в какой-то момент отделил вас от моей Империи. В изгнании, на утесе в море, я слышал ваши мольбы, и бог войны решил судьбу вашей прекрасной страны. Наполеон с вами. Вы достойны быть французами. Восстаньте все вместе, присоединяйтесь к моим непобедимым фалангам, дабы истребить остатки этих варваров, которые суть ваши и мои враги. Они бегут с гневом и отчаяньем в сердце.
В Императорском дворце Лакен, 17 июня 1815.
НАПОЛЕОН
В этом небольшом воззвании сконцентрирована суть внешней политики Франции: естественные границы по Рейну и Бельгия в составе страны. Что хотел обнародовать Наполеон I в Брюсселе в 1815 году, станет путеводной звездой и для его племянника, Наполеона III.
Менее чем за неделю в Бельгии произошло несколько сражений, которые завершились кровавой бойней при Ватерлоо 18 июня 1815 года. Французская армия потерпела сокрушительное поражение, и ее остатки были вынуждены отступить во Францию. Войска союзников перешли границы Франции и начали продвигаться к столице. По стране прокатилась волна роялистских выступлений. Однако значительная часть населения продолжала придерживаться бонапартистских настроений.
Император прибыл в Париж ранним утром 21 июня. Несмотря на требования парижан организовать оборону столицы, на следующий день он отрекся в пользу сына, четырехлетнего Наполеона II, который в это время вместе с матерью находился в Австрии, и 25 июня уехал в Мальмезон. На следующий день он встретился со своей бывшей любовницей, польской графиней Марией Валевской, и их сыном, пятилетним Александром.
По его просьбе в Мальмезон приехала Гортензия, которая после смерти матери была хозяйкой поместья. Предварительно она спрятала своих сыновей в небольшой квартирке над трикотажным магазином на бульваре Монмартр
[147]. Для них опять начался период скитаний и неопределенности.
Наполеон I и Гортензия провели несколько дней в Мальмезоне. Они часто гуляли по парку, вспоминая Жозефину и счастливое прошлое. Император сетовал, что развод с ней стал для него несчастьем и удача отвернулась от него. По воспоминаниям Гортензии, при этих словах на его глазах появлялись слезы. Он попросил оставить его в одиночестве в ее комнате, где провел некоторое время
[148].
В связи с наступлением союзных войск и вынужденный подчиниться предписаниям временного правительства, Наполеон I вечером 29 июня выехал из Мальмезона в сторону атлантического побережья. Он намеревался отправиться в Америку. 3 июля 1815 года Париж капитулировал, и через пять дней в столицу торжественно въехал король Людовик XVIII. 15 июля в Рошфоре Наполеон I поднялся на борт британского крейсера HMS Bellerophon, что последовал к берегам Англии. Через несколько месяцев, 7 августа 1815 года, британцы переправили его на борт HMS Northumberland и отправили на остров Святой Елены в южной части Атлантического океана, который был определен местом ссылки бывшего императора французов.
Тем временем для Гортензии и ее сыновей наступили ужасные дни. Она вернулась в Париж и несколько дней прожила в своем доме. Вскоре на нее обратили внимание роялисты, и она была вынуждена скрываться у надежных людей в небольшом домике на улице Тетбу, примыкавшем к саду ее особняка на улице Серютти. Сюда же вскоре тайком привезли и мальчиков
[149].
10 июля на первом этаже этого особняка расположился штаб фельдмаршала Карла Шварценберга, командовавшего австрийской оккупационной армией. Гортензия предположила, что для нее будет безопасней находиться в собственном доме рядом с австрийцами, и с согласия Шварценберга она поселилась этажом выше. Дети остались на прежнем месте, на улице Тетбу
[150].
Герцогиня Сен-Лё надеялась, что добрые отношения с императором Александром I помогут ей и детям пережить трудные часы, но российский монарх, вступивший в Париж вместе с союзниками, не изъявил желания встретиться с ней. Это объяснялось тем, что царь был крайне недоволен. Он, как и многие другие, считал, что Гортензия способствовала возвращению Наполеона I в Париж в марте 1815 года. Некоторые даже поговаривали, что она была одним из важнейших организаторов бегства бывшего императора французов с острова Эльба. Даже когда Александр I посетил Карла Шварценберга в особняке Гортензии, он не пожелал встретиться с бывшей королевой Голландии.
Почувствовав такое отношение к себе, Гортензия направила царю письмо, в котором написала, что, если он не желает больше ее дружбы, она будет считать их отношения завершенными, и приложила его письма к ней. Как говорит Ридли, «он ответил холодным и официальным письмом, в котором заявил, что ее поведение в течение „Ста дней“ было непростительным»
[151]. Однако, как продолжает британский историк, царь продолжил дружеские отношения с Евгением Богарне и даже помог Гортензии и Евгению сохранить кое-какую собственность и произведения искусства, какие они приобрели во времена правления Наполеона I
[152]. В конечном итоге российский император оказался благодетелем для Гортензии и Евгения, и без его участия неизвестно как сложилась бы их судьба в последующем.
Дни реставрации Бурбонов были страшными, и террор под белым королевским знаменем захлестнул Париж и Францию в целом. В некоторых регионах горевали по бывшему императору, в других злорадствовали и хотели мщения. Многие из тех, кто поддерживал Наполеона I или просто примкнул к нему, лишились не только имущества, но и жизни. В стране заискрились огоньки гражданской войны. Кое-где порядок держался только на штыках оккупационных войск союзников.
