Тем не менее республиканцы были в явном меньшинстве. Доминировали монархисты — сторонники Бурбонов, поддерживавшие внука Карла X, графа де Шамбора, и сторонники Орлеанской династии, поддерживавшие внука Луи Филиппа I, графа Парижского.
Бонапартистская идея после падения Второй империи явно не умерла и имела все шансы вернуться на политический олимп. Бонапартисты были представлены в Национальной ассамблее, в правительстве, в государственном аппарате, в армии. У части населения присутствовали нотки ностальгии по «золотым» временам Наполеона III. В стране официально действовала бонапартистская организация во главе с Руэром и издавались газеты
[2533].
Это движение не могло основываться на деньгах Наполеона III. «Несмотря на слухи, — утверждает Страус-Шом, — он больше не был богатым человеком, у которого спрятано двадцать миллионов франков… В действительности у него было всего 260 000 золотых франков (чуть более трех миллионов долларов)»
[2534]. Бонапартизм имел реальную поддержку у деловых людей, государственных чиновников и населения.
Естественной реакцией властей республики было желание полностью возложить вину за неудачи, промахи и беды, постигшие Францию, на Наполеона III и его окружение. Этот пропагандистский ход прошел красной нитью через все годы Третьей республики.
Несмотря на то что французское республиканское правительство с неодобрением относилось к тем, кто посещал бывшего императора в Англии, к нему приезжало много людей с континента. Еще больше он получал корреспонденции и отвечал на нее. Многие с душевной теплотой вспоминали времена империи. Известен такой факт. В 1872 году бывшего императора посетила простая повариха из Гренобля, сумевшая в дни «императорского режима» скопить достаточно средств, чтобы выйти на пенсию. Она выразила ему благодарность за его правление, потому что простые люди вроде нее теперь могли носить шелковые платья
[2535].
В другом случае, как пишет Зелдин, «торговец фруктами с парижского рынка отмечал: „В те дни мы ворчали по привычке, а теперь по необходимости“»
[2536].
Примерно через полгода после своего появления в Англии Наполеон III стал общаться с журналистами, в разговорах с которыми отрицал, что готовит заговор, чтобы вернуть престол Франции. По его словам, «будучи главой государства в течение двадцати двух лет, человек не вступает в заговоры, а сохраняет свое достоинство»
[2537]. Именно достоинство стало символом последних лет жизни Наполеона III в изгнании. Позднее Евгения вспоминала, что пыталась уговорить супруга ответить на поток клеветы, который лился на их головы во Франции
[2538]. Однако бывший император ответил, что не будет защищать себя, поскольку «иногда на нацию падают такого рода бедствия, что становится оправданным обвинять во всем, даже несправедливо, своего правителя. Государь не может предложить никаких оправданий, он не может ссылаться на смягчающие обстоятельства. Это его высшая прерогатива — брать на себя всю ответственность и за тех, кто служил ему, и за тех, кто предал его»
[2539].
В этом плане Наполеон III сильно отличался от Евгении. Бывшая императрица тяжело переживала события войны и государственного переворота в Париже в начале сентября 1870 года. Она была склонна обвинять тех, кто клялся в верности династии и режиму, а на самом деле в решающий момент поменял окраску. Таким человеком для нее, например, был генерал Трошю
[2540], который обещал сделать все для династии, а сам переметнулся на сторону революционеров. Евгении было крайне неприятно, что новая республиканская власть обвиняла мужа и ее саму во всех грехах и бедах, случившихся во Франции
[2541].
Наиболее тягостным изгнание было для пятнадцатилетнего Наполеона Эжена. В отличие от своих родителей, он никогда не жил за пределами Франции и мыслил себя только там. Переменчивость судьбы была знакома Наполеону III и Евгении, но их сын воспитывался в атмосфере двора с установкой принять власть от отца. Принц империи помнил референдум, проведенный весной 1870 года, и результаты, говорившие о народной поддержке. Крушение за считаные дни Второй империи, поражение в войне с Пруссией и бегство в Англию глубоко подействовали на юношу. Он потерял интерес к жизни, замкнулся в себе и не желал учиться. При этом часто вспоминал Париж, Францию и желал туда вернуться
[2542].
В 1871 году его определили на учебу в Королевский колледж в Лондоне. Он должен был изучать физику. Здесь принц не снискал успехов, поскольку не был достаточно подготовлен, сильно отставал от сверстников. В конечном итоге он просто самоустранился от учебного процесса. Единственным положительным моментом стало то, что Эжену начала нравиться жизнь Лондона
[2543].
Такое состояние дел не устроило Наполеона III. Он решил привлекать сына к серьезным разговорам о жизни и политике. Когда к бывшему императору приезжали посетители и заходил разговор о ситуации во Франции или в других странах Европы, Эжену уже позволялось на них присутствовать.
С течением времени интерес к жизни у молодого человека начал возвращаться. Появился круг знакомых. Родители говорили, что необходимо определяться с будущим. И даже если предстоит занять место главы Франции, то следует проявить себя, а военная карьера предоставляет шанс для этого
[2544].
В 1872 году Наполеон Эжен подал заявление на поступление в Королевскую военную академию в Вулвиче. Вместе со своим другом Луи Конно (сын доктора Конно) он успешно сдал экзамены и в ноябре того же года уже был кадетом. Ему предстояло освоить артиллерийское дело, с которого начинали свой жизненный путь его отец и знаменитый дед, Наполеон I. В течение следующих нескольких лет он жил в Вулвиче и возвращался домой только на выходные.
