В этой связи премьер-министр Великобритании Уильям Лэм (виконт Мельбурн) в категоричной форме проинформировал французского посла, что «в соответствии с английскими законами британское правительство не обладает полномочиями предписывать человеку его место жительства»
[372].
Как выглядел Луи Наполеон в Лондоне, можно судить по следующим оценкам его новых британских знакомых. Так, Уильям Фрейзер говорит, что принц «всегда носил темные цвета, его брюки были подвязаны снизу и плащ постоянно застегнут»
[373].
Драматург и антиквар Джеймс Планш в первый раз, когда они встретились, подумал, что Луи Наполеон был единственным человеком в Англии, кто отваживался носить огромного алмазного орла и рубиновую застежку, которыми его черный атласный платок прикреплялся к вечернему платью
[374].
Британский журналист и общественный деятель Чарльз Гревиль после одного из званых обедов в феврале 1839 года, где присутствовал Луи Наполеон, дал тому следующую характеристику: «…невысокий, толстоватый, вульгарного вида мужчина без малейшего сходства со своим имперским дядей и отсутствием всяческого интеллекта на лице»
[375].
Через некоторое время Луи Наполеон арендовал дом у лорда Кардигана на Carlton Terrace с видом на Сент-Джеймсский парк. Здесь он прожил около года. В декабре 1839 года он перебрался в красивый двухэтажный угловой дом
[376] на Carlton Gardens, который арендовал у Фредерика Робинсона (графа Рипона).
Луи Наполеон Бонапарт в 1839 году.
Рисунок. Художник А. Орсе, 1839
Более того, граф Рипон познакомил Луи Наполеона с представителями семейства Палмерстонов, в том числе с Генри Джоном Темплом, кто в это время был министром иностранных дел Великобритании. Человек широких взглядов, владевший несколькими языками, виконт Палмерстон был хорошо проинформирован о делах во Франции, на Апеннинском полуострове и достаточно быстро нашел общие точки соприкосновения с Луи Наполеоном. Впоследствии, во времена Второй империи, их знакомство и общие интересы нашли логическое продолжение в ходе формирования межгосударственных отношений между Францией и Великобританией.
Пикантность ситуации заключалась в том, что круг знакомств и установившиеся контакты Луи Наполеона в Англии были гораздо шире и продуктивнее, чем во Франции. Удивительно, что англичане воспринимали принца как француза и разговаривали с ним как с высокопоставленным представителем Франции.
В столице Англии Луи Наполеон пытался жить на широкую ногу. Он хотел соответствовать образу жизни представителей высшего британского общества, но с каждым днем делать это становилось все труднее. Современный американский историк Алан Cтраус-Шом о финансовой стороне жизни Луи Наполеона в этот период пишет следующее: «Перемещение домашнего хозяйства было дорогостоящим логистическим усилием для Луи Наполеона, включая выплаченные им жалованье и зарплаты, не говоря уже о проживании и питании. В последующем он сталкивался с одним финансовым кризисом за другим. Страсбургское дело потянуло на несколько сотен тысяч франков в виде взяток, пособий и судебных издержек. Гортензия оставила общего имущества на сумму три с половиной миллиона франков, но последовавшие выплаты по завещанию друзьям и персоналу, а также секретные суммы для незаконнорожденного сына Огюста де Морни привели к тому, что наследство матери быстро исчезало. И это несмотря на то, что бывший король Луи послал своему сыну еще 600 000 франков. Кроме того, принц готовился поддержать две парижские газеты, Le Commerce и Le Capitole (причем только Le Capitole должна была получить 140 000 франков напрямую из кармана Луи Наполеона). Эти издания должны были пропагандировать наполеоновские политические взгляды и создавать благоприятное общественное мнение. Издания стоят денег, редакторы стоят денег. В свете этого становится более понятным решение принца приблизить к себе банкира графа Орси»
[377]. При этом Страус-Шом добавляет, что в хозяйстве у Луи Наполеона насчитывалось также «два элегантных французских ландо́ и девять лошадей»
[378].
Лондонский дом Луи Наполеона на Carlton Gardens был в некотором роде отражением обстановки в Арененберге. Комнаты были увешаны портретами Гортензии, Наполеона I, Жозефины, Марии Луизы и короля Рима. В одном из залов размещался мраморный бюст Наполеона I работы Антонио Кановы, драгоценные камни императора, коронационное кольцо, трехцветный пояс, который, как предполагалось, носил генерал Бонапарт в битве у пирамид. Среди драгоценностей, как поговаривали, находился даже артефакт времен Карла Великого
[379]. В доме также были дорогие книги, манускрипты, разнообразное холодное оружие.
Во всем административном блеске проявил себя в Лондоне Персиньи. Его роль, состоявшая в том, что Луи Наполеон вскоре стал одним из самых желанных гостей в салонах благородных семейств и аристократических клубов, просто огромна. Много лет спустя Дизраэли в одном из своих последних литературных произведений, романе «Эндимион», практически документально охарактеризовал быт Луи Наполеона в Лондоне, кого в романе вывел в роли принца Флорестана, а Персиньи — в роли герцога Сен-Анджело. Вот что он писал: «Герцог Сен-Анджело с большим искусством вел хозяйство в доме на Carlton Gardens. Завершенная обстановка и утонченная кухня. Обеды дважды в неделю… Для молодого человека, особенно начинающего политика, это был интересный и полезный дом… Принц поощрял разговор, хотя сам был склонен больше молчать. Однако когда он говорил, то его краткие замечания и ясно выраженный взгляд были поразительными и запоминающимися»
[380].
Персиньи не только смог мастерски обставить быт Луи Наполеона, но и проделал большую работу, чтобы в самом выгодном свете представить принца в британском обществе. Создавалось впечатление, что принц изначально рожден для утонченных мероприятий и блестящего общества. Луи Наполеон, например, разъезжал по Лондону в шикарных каретах с имперскими орлами на дверцах. Его выезды всегда обставлялись с помпой. Рядом с домом постоянно толпились зеваки и газетчики, которые ловили моменты выезда или возвращения принца. Когда он направлялся в театр, то Персиньи с кем-нибудь еще из ближайшего окружения принца в элегантной униформе стоял на запятках кареты.
