Ответ правительства вызвал бурю негодования. В городе до этого уже проходили многочисленные митинги и шествия. Однако разговор с Мари переполнил чашу терпения. Пюжоль призвал всех прийти в шесть часов вечера к площади Пантеона. Вечером на площади собралась толпа рабочих. Перед ними выступил Пюжоль и страстно призвал бороться за свои права. Свою речь он закончил требованием: «Работы и хлеба!» Собравшиеся выстроились в колонну, перешли Сену и направились в Сент-Антуанское предместье, откуда в 9 часов вечера вернулись обратно на левый берег.
Площадь Пантеона вновь наполнилась рабочими. Слово опять взял Пюжоль и заявил, что рабочие, проливавшие свою кровь в июле 1830 года и в феврале 1848 года, сумеют отстоять свои права с оружием в руках
[641]. В ответ толпа поклялась не отступать. На 6 утра следующего дня был назначен сбор. Однако уже в эти минуты в кварталах Сен-Дени и Сен-Мартен начали возводить первые баррикады, а ночью прозвучали первые выстрелы.
На следующее утро в назначенное время тысячи рабочих вновь заполнили Площадь Пантеона. Как и накануне, с зажигательной речью выступил Пюжоль, в которой предложил двинуться в Сент-Антуанское предместье, а оттуда, запасшись оружием, к Учредительному собранию, чтобы разогнать его
[642]. Разросшаяся по пути колонна перешла Сену и остановилась на площади Бастилии. Здесь, у памятника, посвященного июльским дням 1830 года, и на месте бывшей тюрьмы Бастилии, Пюжоль в очередной раз призвал многочисленную экзальтированную толпу совершить революцию.
В это же самое время проходило заседание Учредительного собрания. Обсуждался вопрос о национальных мастерских. Раздались предложения о смягчении позиции и поиске компромисса с учетом требований, выдвинутых накануне рабочей делегацией. Развернулись бурные прения, многие депутаты яростно отстаивали необходимость немедленного закрытия мастерских, которые стали угрозой общественного порядка и политической стабильности, а также повисли неподъемной финансовой гирей на шее молодой республики. В итоге Учредительное собрание утвердило представленный Фаллу законопроект о роспуске национальных мастерских в трехдневный срок
[643].
Одновременно с этим в Учредительное собрание и Исполнительную комиссию начала поступать информация о происходящих событиях в восточной части города, в том числе о многочисленных митингах и возводимых баррикадах. Под влиянием этих новостей у многих членов правительства и депутатов начали сдавать нервы и возникли панические настроения.
В то же время в военном министерстве безостановочно шла работа. Военный министр Кавеньяк уже несколько дней стягивал регулярные части к столице и мобилизовал Национальную гвардию из буржуазных кварталов Парижа. Учитывая складывавшуюся обстановку, руководство военного министерства начало активно концентрировать войска (в том числе и артиллерийские части) в относительно спокойных западных районах столицы.
От площади Бастилии возбужденная колонна начала движение в северо-западном направлении, в сторону бульвара Тампль. По мере движения раздавались выкрики: «К оружию! На баррикады!» В ход пошли камни мостовой, пивные бочки, земляные мешки, деревья, балки, столы и стулья, тележки, опрокинутые кузова карет, котлы и станки. Раздались беспорядочные выстрелы. Демонстранты начали грабить лавки и охотиться на полицейских. С невероятной быстротой выросли баррикады. Некоторые достигали высоты трех-, четырехэтажных домов. В короткое время они охватили огромный полукруг, равный половине Парижа.
По оценкам, уже к вечеру 23 июня 1848 года в выступлении приняло участие около 40 тысяч человек
[644]. К ним присоединились рабочие пригороды — Бельвилль, Менильмонтан, Монмартр, Ля-Виллет, Ля-Шапелль и Иври. Основную массу восставших составили рабочие национальных мастерских (как уже ранее говорилось, сформированных по военному образцу), безработные, деклассированные и уголовные элементы, а в некоторых районах — женщины и дети. Руководили баррикадами и местными боями рабочие-механики, литейщики, жестянщики, печатники, граверы по металлу, портные, пекари, шляпные мастера, мастера-обойщики, владельцы столярных мастерских, выходцы из демократической интеллигенции. Многие руководители были бригадирами национальных мастерских, офицерами Национальной гвардии, членами революционных обществ и клубов. Однако единого руководства и плана восстания не было, каждый район был предоставлен сам себе. В целом господствовали анархия, принцип силы, идея абстрактной борьбы с богатством и порядком как воплощение буржуазного строя.
День 23 июня 1848 года завершился успехом восставших, сумевших захватить бóльшую часть города. В стычках войска и отряды Национальной гвардии были оттеснены. Наступила ночь, временами шел дождь, раздавались выстрелы и кое-где колокольный звон. Город не спал.
Учредительное собрание заседало до глубокой ночи. Рано утром возбужденные депутаты опять были в зале заседаний Бурбонского дворца. Новости были одна тревожней другой. Мятежники продвигаются вперед, нависла угроза захвата городской ратуши, остров Сите полностью в их руках. Чаша весов клонилась в сторону восставших. Депутат Тьер призвал эвакуировать Учредительное собрание из города и вывести верные войска для подготовки и последующего планомерного наступления на столицу
[645]. Многие депутаты с ним не согласились. Министры Исполнительного комитета пребывали в растерянности. Представители военного министерства доложили, что в столицу в срочном порядке вызываются из провинции дополнительные воинские части и армия выполнит свой долг перед республикой. Достигнув первоначальных успехов утром 24 июня и столкнувшись с мужественным сопротивлением регулярных армейских частей, восставшие остановились на достигнутых позициях, перейдя к пассивной обороне.
Учитывая сложившуюся ситуацию, Учредительное собрание распустило Исполнительную комиссию, обвинив ее в недостатке энергии, объявило Париж на осадном положении и передало всю власть в руки военного министра генерала Кавеньяка
[646]. При этом Кавеньяк уже имел выработанный план борьбы с повстанцами, который заключался в концентрации войск на ключевых позициях, использовании артиллерии, занятии главных административных зданий и улиц столицы. Опыт июльских дней 1830 года и февральских дней 1848-го был учтен военным ведомством. «Терпение, — отвечал генерал Ламорисьер одному депутату, который жаловался на медлительность действий военного командования, — неужели вы думаете, что мы будем так глупы, чтобы разбивать наших солдат в такой день, как нынешний, на мелкие отряды по маленьким улицам предместий? Нет, нет! Мы дадим восставшим сконцентрироваться в тех кварталах, какие мы не можем отстоять, а потом двинемся туда, чтобы их уничтожить. На этот раз они от нас не уйдут»
[647].
