Кирила Петрович с детьми сделал визит рязанскому губернатору – действительному статскому советнику Перфильеву, которого знал ещё со времён Отечественной войны, – и был принят со всем возможным радушием. Губернскому обществу польстило внимание столичного вельможи; в несколько дней семейство Троекурова побывало во многих домах. Диковатый маленький Саша смотрел вокруг широко раскрытыми глазами, а Мария Кириловна корчила столичную барышню – дула губки, хмурилась и всем видом показывала, до чего же ей невыносимо скушно.
В уезде появление генерала от инфантерии из Петербурга вызвало переполох. Окрестные помещики по первому зову явились к его высокопревосходительству для знакомства и впредь никогда не отказывались от приглашений, а к осени жизнь в имении уже совершенно устоялась. Одно упоминание Кирилы Петровича вызывало у чиновников подобострастный трепет. Соседи наперебой спешили угодить его прихотям и разделить забавы, порою довольно буйные.
На скотном дворе Троекуров держал двух цепных медведей, которые ждали настоящей травли. Иной раз он велел вывести одного из них под окна дома и подкатить порожнюю винную бочку, из которой остриями наружу торчали вколоченные гвозди. Медведь обнюхивал её, из любопытства тихонько трогал и колол себе лапу. Он толкал сильнее – гвоздь тоже колол сильнее. Осердясь, медведь лупил по бочке со всего маху, крепко ранил себя гвоздями, приходил от боли в совершенное неистовство и, пока бочку не отнимали, снова и снова бросался на неё, диким рёвом потешая зрителей…
…которые сами могли стать жертвами шутки. Было дело, Троекуров надумал впрячь обоих медведей в телегу, слугам распорядился волей или неволей усадить в неё пяток подвернувшихся гостей – и пустил скакать на волю божью. Гости уже и с жизнию начали прощаться: в телеге страшно – сил никаких нет, а выскочить или выпасть из неё – того страшнее. Кто ж знает, не повернут ли мохнатые скакуны вспять и не захотят ли полакомиться седоками своими?
Сделавшись праздным барином, Кирила Петрович стал проще в речах и в одежде; изменил многим привычкам, обыкновенным для столичного вельможи, – словом, дал себе полную волю, а потому раза два в неделю страдал от обжорства и каждый вечер бывал навеселе, чему весьма способствовал богатый винный погреб.
– Мы ведь не выпьем больше, чем выпьем! – загадочно сообщал Троекуров гостям, которыми теперь всегда был полон дом, и велел нести бутылку за бутылкой.
К тому ещё генерал чувствовал в себе недюжинную мужскую силу и в отдельном флигеле поселил шестнадцать крепостных девок, лукаво называемых горничными. Окна гарема загораживала решётка, ключи от дверных замков хранились у Кирилы Петровича, и бедные затворницы гуляли по парку лишь в положенные часы под присмотром двух старух. Остальное время они занимались рукоделием и ожидали, на кого падёт выбор любвеобильного барина.
И всё же первейшим развлечением для Троекурова была охота. Никто не смел возразить, когда он во главе кавалькады со сворой проносился по чужим полям, и тем более никто не молвил слова против, когда однажды на обратном пути генерал увидел деревенскую церквушку и отчего-то вздумал в неё завернуть. Другие всадники не отставали, псари тоже поторапливались, и собаки с оглушительным лаем окружили церковь. Кирила Петрович спешился, но на крыльце дорогу ему преградил вышедший наружу сухощавый немолодой мужчина в тёмном сюртуке.
– Велите убрать собак, – сказал он. – Не место псам в божьем храме.
Генерал не поверил ушам. В здешней глуши с ним дерзнули говорить спокойно и твёрдо, без трепета, который Кирила Петрович привык воспринимать как надлежащую дань своему богатству, чину и древнему роду! Притом лицо невежи показалось Троекурову знакомым.
– Кто таков? – процедил он сквозь зубы, и кто-то из свиты за плечом поспешил услужить:
– Помещик Дубровский.
Генерал вгляделся.
– Дубровский… Андрей?!
– Ко услугам вашего высокопревосходительства, – ответил тот с прежним спокойствием и повторил: – Собак велите убрать, Кирила Петрович.
Глава VII
Имения их родителей располагались по соседству; сами они в молодые лета виделись иной раз, а после учились в Петербурге и вместе служили в гвардии ещё при государе Павле. Поручик Троекуров был чуть старше поручика Дубровского, особой дружбы с ним не водил, но случилось так, что Андрей Гаврилович крепко выручил Кирилу Петровича.
В девяносто седьмом году император сделал петербургским военным губернатором сына своего и наследника, великого князя Александра Павловича; тот во исполнение должности проверял дежурных гвардейских офицеров.
Как-то раз дежурил Троекуров по гауптвахте на Сенной в собственные именины. Зная, что Александр Павлович убыл в Павловск, он устроил такой фестиваль, что перепоил всех, включая солдат и арестованных…
…а великий князь нежданно явился ночью из Павловска на Сенную, где нашёл всех спящими. За отсутствием часового у барабана он распорядился своему лакею барабан забрать, а утром прислал приказ полку: к полудню трубить сбор на полковом дворе.
Проспавшись немного, Троекуров понял, какое ожидает его наказание за пропажу барабана. Император тогда гнул гвардию в бараний рог. Пожалуй, по сыновнему рапорту сослал бы он Кирилу Петровича куда подальше, к армейским в крепость, чтобы прочим шалопаям дать острастку. Опечаленный поручик начал прощаться с эполетами гвардейца: когда государь во гневе, заступников не сыскать – никакая родня не поможет. Зато помог Дубровский, который в попойке не участвовал, но вошёл в трудности сослуживца своего.
Андрей Гаврилович солдат знал не в пример лучше Кирилы Петровича. Один из рядовых, который тоже дежурил прошлой ночью, славился во всём полку отъявленным вором. Дубровский посулил этому солдату двадцать пять рублей награды, ежели до смотра представит барабан, а ежели нет – обещал суровое наказание. Рядовой был рад стараться: за эдакие деньжищи он хоть самого чёрта приволок бы, а тут изловчился и украл барабан в Гвардейской артиллерийской батарее.
При смотре рота Троекурова стояла с барабаном, и великий князь пришёл в полное изумление. Он потребовал объяснений, Дубровский принял вину на себя, рассказал всё как есть и получил взыскание, но до императора дело не дошло. Кирила Петрович был спасён.
В восемьсот первом году великий князь Александр Павлович сменил отца на троне; в гвардии и в стране пошли большие перемены, Троекуров стал быстро делать карьеру, а Дубровский остался в полку. Кириле Петровичу доносили про его беспримерную доблесть и решительность во многих военных кампаниях. Знал он, что храбрец Андрей Гаврилович стеснён в средствах, но не заискивает и никому не кланяется. Сделавшись генерал-майором, Троекуров предлагал Дубровскому своё покровительство, однако тот со сдержанной благодарностью отказался, предпочитая остаться бедным и независимым. С тех пор не виделись они много лет, а теперь Андрей Гаврилович – осунувшийся и постаревший, в статском платье – стоял перед Кирилой Петровичем и спокойно требовал убрать из церкви собак.
– Да что тебе собаки?! – отмахнулся Троекуров. – Чёрт бы с ними со всеми… Но хороши, скажи, хороши, а?! Дорогой ты мой… Едем, едем ко мне сейчас же!
