Вторая история о заборе связана с Булли и его заклятым врагом, белым шпицем, жившем в доме, длинный узкий сад которого тянулся вдоль улицы и был огорожен зелёным штакетником метров в тридцать длиной. Два наших героя опрометью носились взад и вперёд по обеим сторонам этого забора, заливаясь бешеным лаем и останавливаясь на мгновение у последнего столба, чтобы, перед тем как повернуть обратно, обрушить на врага ураганный взрыв обманутой ярости. Затем в один прекрасный день возникла весьма двусмысленная ситуация – забор начали чинить и половину штакетника, расположенную ближе к Дунаю, разобрали, так что теперь он метров через пятнадцать обрывался. Мы с Булли спустились с нашего холма, направляясь к реке. Шпиц, конечно, заметил нас и уже поджидал Булли, рыча и дрожа от волнения в ближайшем углу сада. Сначала противники, по обыкновению, обменялись угрозами, стоя на месте, а затем обе собаки, каждая со своей стороны, помчались, как положено, вдоль забора. И тут произошла катастрофа – они не заметили, что дальше штакетник был снят, и обнаружили свою ошибку, только когда добрались до дальнего угла, где им полагалось снова облаять друг друга, застыв в неподвижной позе. Они и встали, вздыбив шерсть и оскалив клыки…а забора-то между ними не оказалось! Лай сразу оборвался. И что же они сделали? Точно по команде, оба повернулись, помчались бок о бок к ещё стоящему штакетнику и там вновь подняли лай, точно ничего не произошло…
Отметим здесь важное обстоятельство, которое пригодится нам в дальнейшем изложении. Агрессивность животных может быть тесно связана с положительными эмоциями. Так, у самцов обезьян как вспышки агрессии, так и испытываемое наслаждение могут привести к одному и тому же половому рефлексу – эрекции полового члена. Выражаясь словами уже известной нам Н. С. Тих, процесс возбуждения носит генерализованный характер. Две противоположные эмоции вызывают одну и ту же реакцию. И не только у обезьян: есть сведения, что у американских лётчиков во время бомбардировки вьетнамских деревень тоже возникала эрекция.
Но при всех подобных поразительных сходствах не стоит чрезмерно обобщать: «перебранка» животных и инвективная стратегия человека всё-таки совпадают не полностью.
Прежде всего отметим тот очевидный факт, что инвектива человека построена на словесном выражении эмоций, недоступном животным. Не менее важно, что инвективное общение основано на нарушении человеческих табу, полностью отсутствующем у братьев наших меньших. А как уже было отмечено, одной из самых характерных особенностей человеческой инвективы является шокирующее ощущение запрета, разделяемое как адресатом, так и самим говорящим.
Общим у человека и животного, таким образом, оказывается прежде всего чисто практическая задача инвективы: выразить неприязнь и уже одним этим заявить о своём доминирующем положении.
Ещё о детонирующих запятых
Поговорим теперь подробнее о бранных выражениях, используемых, главным образом, в качестве своеобразных «флагов расцвечивания». Вероятно, не существует национальных культур, исключающих восклицания типа «Чёрт побери!», «Зараза!», «Мать-перемать!» и подобных им, вплоть до наиболее вульгарных случаев. Выше уже объяснялось, зачем они нужны.
Однако культур, широко использующих инвективы в такой функции, сравнительно немного. Правда, это в значительной части – культуры очень многочисленных народов. К ним относятся, например, все англоязычные, итальянская, вьетнамская, китайская, русская и некоторые другие.
Особенно характерен в этом отношении американский военный жаргон, где, например, вульгарные эпитеты «fucking» и «goddamn» сопровождают речь чуть ли не в любой ситуации и отнюдь не ограничены какими бы то ни было рамками или воинским рангом. Вот речь армейского офицера из романа Норманна Мейлера (из цензурных соображений «fucking» автор заменил на «fugging»):
You are the best fugging soldiers in the best goddamn company of the best goddamn battalion of the best goddamn regiment…” He had a way with a cliché. It was very natural he should have been promoted to major.
В приблизительном переложении на русский:
«Вы – лучшие ёбаные солдаты в лучшей блядской роте лучшего блядского батальона лучшего блядского полка…» Привычные обороты у него получались что надо. Неудивительно, что ему дали майора.
Одно из главных отличий от прочих использований бранных слов – безадресность. В их задачу не входит кого-либо оскорбить.
Вот ряд примеров таких бранных восклицаний из разных языков:
Французские: Con! Crotte et merde! Saperlipopette! Diantre! Ventrebleu!
Немецкие: Potztausend! Scheiße! Teufel noch mal! Donnerwetter!
Испанские: Carai! Naranjas! Caracoles!
Итальянские: Porca Madonna! Porca miseria! Cospetto di Bacco!
Румынские: Ammalpete! Te possino!
И многие другие.
Некоторые из этих восклицаний носят вполне «салонный» характер типа русского «Ах ты, господи!» или «Тьфу ты!», другие – исключительно непристойны.
Есть восклицания, построенные на неожиданно звучащих словах и сочетаниях, в которых непристойности нет вовсе, как нет и обычного смысла. Поскольку в вышеприведённых примерах смысла тоже немного, их вполне можно перечислять в одном ряду: подлинное абсолютно непристойное значение французского «con» давно забыто и звучит с той же эмоцией, что литовские «Zali a ruta!» («зелёная трава»), «Sakés nugaroj!» («вилы в спину»), «Bléka!» («железяка») и др.
Шведские восклицания едва ли не занятнее. Часть из них использует числительные: «Vad sjutton?» («Что за семнадцать?», «Vad katten?» («Что за кот?»), «Himmel och pankaka!» («Небо и блины!»). А вот «För fan!» («Клянусь дьяволом!») – очень сильное восклицание, близкое к русскому мату.
Предпочтение в речи тех или иных из подобных восклицаний очень сильно зависит от пола, возраста, уровня образования, социального положения говорящего.
Пример из российской печати:
Язык афганцев не знает трёхэтажного мата, и раненые облегчали душу витиеватыми восточными проклятиями.
Примеры из русского ареала, два примеры из произведений В. Астафьева:
И сразу забегало по лесу начальство, скидывая с дымящихся костерков котлы с картошкой, послышалось, как для верующих «Отче наш», привычное «Мать! Мать! Мать!»
Поразил он нас тем, что не матерился – редкость для железнодорожника тех лет вообще, для начальника станции в частности.
Иной раз «детонирующая запятая» создаётся за счёт урезывания вульгаризма: из него выбрасывается какой-то элемент, что обессмысливает восклицание, снимает точную адресность, но сохраняет или увеличивает его «взрывчатую силу». Для этой цели снимаются, например, притяжательные местоимения. В русском варианте это выглядело бы как «Ёб мать!» вместо «Ёб твою мать!»
