Та же судьба – у географических названий. Китайская провинция неверно именуется Аньхой или Аньхуэй, провинция Jujui (Аргентина) – Жужуй, хотя по-испански это слово читается «Хухуй».
Названия племён тоже могут сильно смущать и вынуждать к искажениям: «брахуи» становится «брагуи», «хули» превращается в «гули».
Основатель российской психолингвистики профессор А. А. Леонтьев вспоминал о трудном положении, в котором он оказался, когда в какой-то книге понадобилось поставить в родительном падеже имена уважаемых вьетнамских лингвистов Нгуен Дык Уй и Буй Динь Ми. К этим именам можно было бы присовокупить имя монгольского филолога, которого зовут Тумур Хуяг. Название американской компании Amway, начинавшей бизнес в Турции, вызывало смешки, поскольку тур. «Ам» означает женский половой орган.
Непристойные ассоциации возникают не только при встрече родного и иностранного языков, но и при общении людей, говорящих на разных диалектах одного языка. Португальское «bicha» означает всего лишь «очередь». Но в Бразилии, где говорят на особом диалекте португальского языка, точно так же пишется и произносится слово, означающее «педераст», «пассивный гомосексуал». В результате такого совершенно случайного совпадения бразильцам для обозначения очереди приходится пользоваться словом «fila».
В португальском языке слово «polaca» означает «полька» в смысле национальности. После Второй мировой войны в Бразилию эмигрировало значительное количество малоимущих поляков, и «polaca» переосмыслилось в «проститутка». Поэтому называть обычную польку «polaca» стало немыслимо, и пришлось вводить новое слово «polonesa».
Португальское «zona» означает просто «зона», «район», но в бразильском варианте португальского языка (район Сан-Паулу) это слово приобрело особое значение – «район публичных домов». Поэтому сказать «Её муж отправился в зону» там стало равносильным обвинению в дурном поведении.
Абсолютно всем, и говорящим и слушающим, предельно ясно, что ни в одном из перечисленных случаев не имеется в виду непристойность; и тем не менее избегание или замена слова или звука почти неизбежны: ясное доказательство, что «тело знака есть тоже знак».
Все примеры сознательного изменения звучания свидетельствуют о нормальном слухе тех, кто это звучание меняет. Но бывает, что такой слух отсутствует, и появляются курьёзные слова и словосочетания. Некоторые из них приводились в газете «Аргументы и факты»: МУДО (муниципальное учреждение дошкольного образования), ПОСРОНО (поселковый районный отдел народного образования), СУКИ (Среднеуральское книжное издательство).
Впрочем, иногда игривые журналисты сами ищут чего-нибудь «такого». В тех же «Аргументах и фактах» статья, посвящённая российско-китайским отношениям, называлась по-китайски, но в русском написании: «Ибуибу дэ да муди!», что, по мнению газетчиков, означает всего-навсего «Шаг за шагом к намеченной цели!». Кончалась статья следующим абзацем:
Прощались с Китаем по русскому обычаю, то есть позволили себе немного расслабиться, повторяя про себя «хуэ цзя!» По-китайски это означает – «домой!».
Скорее всего, журналистским чувством юмора объясняется и ситуация, описанная читателем «АиФ»:
В декабре 1995 года лежал в больнице после операции. Мне принесли номер «АиФ». В «политсалате» прочитал сообщение о том, что появилось новое движение под названием «Прогресс и Законность. Демократический Единый Центр», но ему отказали в регистрации ввиду нецензурного звучания его сокращённого названия. Я смеялся всю неделю, и это помогло мне быстрее поправиться».
Ищем выход
Ясно, что каждый язык ищет выход из такого щекотливого положения. Вот несколько способов «спасения лица». Самый простой – создание нового слова взамен социально неприемлемого. В американском английском слово «cock», означающее «петух», приобрело дурную славу в значении мужского органа. В результате для обозначения домашней птицы появилось слово «rooster». В фарерском языке подобным же образом «осквернилось» слово «ross» (лошадь), которое стало употребляться в грубой инвективе типа русского «Скотина!». Для обозначения собственно лошади в употребление вошло «hestur» (первоначально «жеребец»).
Аналогично английское «coney» [kani] («кролик») заменяется обычно на «rabbit», а если всё же используется «coney», то в изменённом произношении «coney» [kouni], чтобы избежать даже отдалённого сходства с вульгарным «cunt».
Ещё одним из путей эвфемизации является редукция – сокращение инвективного слова или словосочетания за счёт опускания его части, иногда существенно важной для понимания первоначального смысла. Нередко опускается наиболее неприемлемая часть высказывания. Например, немецкое «Ihr konnt mich mal am Arsch lecken!»
Ещё одним из путей эвфемизации является редукция – сокращение инвективного слова или словосочетания за счёт опускания его части, иногда существенно важной для понимания первоначального смысла. Нередко опускается наиболее неприемлемая часть высказывания. Например, немецкое «Ihr konnt mich mal am Arsch lecken! – Ihr konnt mich mal!» («Пусть он меня в жопу поцелует! – Пусть он меня!»). Иногда от грубого наименования сохраняется всего одно слово, причём необязательно оскорбительного содержания. Таково монгольское «Кровь!», возводимое к «Кашляй кровью!» (то есть «Чтоб тебе кровью кашлять!»).
Другой любопытный вариант замены грубости – создание малоосмысленного или вовсе бессмысленного словосочетания путём искажения вульгаризма. Иногда первоначальный вульгаризлм легко воссоздаётся, иногда это затруднительно или вовсе невозможно. Таково английское «Cheese and Crackers!» – буквально всего лишь «сыр и печенье» вместо схоже звучащего грубого богохульства «Jesus Christ!» («Иисус Христос»). Аналогичным образом «Got all muddy!» («весь запачкался») вместо ещё одного богохульства «God Almighty!» (Господь Всемогущий»). В результате опущения слогов или их замены плюс изменение написания получилось английское «Gosh!» или «Gee!» Вместо «God!» и «Jesus!».
Примеры подобных бессмыслиц из немецкого языка: «Potz Wetter! Pots Welt!»; из французского: «Corbleu! Morbleu! Sambleu! Non de nom!»; из испанского: «Gries! Dies! Voto a brios! Juro a brios! Pardies!»; из итальянского: «Perdio!»
Португальское «Diabo!» (дьявол) превратилось в «Nabo!» (турнепс, репа), подобно тому, как испанское «Mierda!» (приблизительно – говно) – в «Miercoles!» (среда в значении день недели).
В русском языке – это многочисленные бессмысленные или малоосмысленные образования, начинающиеся, подобно мату, с «ё» или «е»: «Ёлки-палки», «Ё-ка-лэ-мэ-нэ!», «Ё-моё!», «Едри(т) твою мать!» и так далее.
Число таких примеров легко увеличить. Во многих языках просто заменяется одна буква вульгарного слова, отчего прозрачность смысла нисколько не страдает, но грубость резко снижается. Например, вместо французского «Bougre!» (Чёрт возьми!) пишется «Bigre!» В романе Н. Мейлера «Нагие и мёртвые» вместо непристойного «fuck» регулярно пишется «fug». А. И. Солженицын создал псевдослово «фуй», соответственно «ни фуя» и так далее. А. Зиновьев изобрёл удачное названия для столицы, под которой легко угадывается Москва: Заибанск, а генсек в Заибанске назван им Главный Заибан. В последнем случае заменена только буква, со звуковым составом слова не произведено никаких изменений, но в результате слово выглядит приемлемо.
