Примерно такой же силы варианты типа «Goddomme!», но есть и совсем мягкие, полуэвфемистические, вроде «Godver!» «Verdomme!». Последнее слово служит бранным эпитетом типа русское «чертов», «ёбаный» или английское bloody: «De fiets is verdomme kapot!» – «Этот ёбаный мотоцикл накрылся!»
Другое богохульство у голландцев – «God zal me bewaren!» – буквально «Да хранит меня Бог!» и производные от него «God-samme!», «Gosamme». Совершенно невинные на взгляд носителя русской культуры, эти восклицания воспринимаются в Голландии достаточно остро.
Но и такое положение с богохульствами – еще не предел. Исторически сложилось так, что в Южной Африке, стране языка африкаанс, генетически восходящего прежде всего к голландскому, гораздо сильнее, чем в Голландии, влияние жесткого, ригоричного кальвинизма, откуда и еще более резкое восприятие богохульств. Аналогичные богохульные инвективы воспринимаются в Южной Африке намного резче. Самое сильное ругательство на африкаанс – «Goeie God!» – буквально «Добрый Боже!». В голландском языке оно тоже распространено, но воспринимается довольно спокойно. В шведской же культуре к такому восклицанию могут свободно прибегнуть даже священники, и такое их поведение останется не замеченным окружающими.
В японском языке богохульства практически отсутствуют: известно, что роль религии в Японии резко отличается от этой роли в большинстве стран мира, религия в Японии прежде всего значительно терпимее.
Очень важна и статистическая сторона вопроса: по имеющимся данным, 80 % японцев относится к религии безразлично или даже враждебно. Поэтому хотя японец и может употребить выражения типа «Он проклят богами!» («Ками но нороварета»), эти слова нельзя рассматривать как богохульные, то есть хулящие божество, но лишь как простое утверждение.
Показательно в этом плане сравнение с популярной итальянской инвективой «Рогса Madonna!», где наименование Божьей Матери кощунственно сочетается с названием свиньи, причем ассоциации здесь главным образом сексуального, а не скатологического плана. Появление подобной инвективы в таком центре католицизма как Италия с её особым почитанием культа Мадонны подтверждает зависимость крепости инвективы от силы нарушаемого табу.
У сирийских арабов инвектива «Твою религию!» (что надо понимать примерно как «Ебать я хотел твою религию!») смывается кровью, даже если непристойный или богохульный глагол только подразумевается Полное арабское ругательство звучит как «Elif air ab dinich!» – «Тысяча членов тебе в религию!» – сравним европейскую модель «…тебе в жопу» или «…тебе в пизду!».
Возможны и своеобразные «небогохульные богохульства»: речь идет об упоминании в составе проклятия имени Бога как могучего союзника говорящего. Сравним английское «God damn»; суахили «Mungu mbwakulani! Mwana lana!» («Да проклянет тебя Бог!»), «Mbwa akupe taunil!» («Да нашлет Бог на тебя холеру!»), «Mungu atakushin da!» («Да покарает тебя Бог!»).
Однако, при всей схожести значения, проклятия на суахили понимаются, подобно японским, буквально, в то время как английская инвектива воспринимается как простое восклицание.
В том же языке суахили есть очень изощренный способ проклинания с помощью литературно приемлемых средств, даже священного языка: инвектант читает имена спутников Мухаммада с обязательным добавлением после каждого имени слов «Да будет Аллах доволен им!». Предполагается, что все, кто противостоит человеку столь набожному, будут наказаны Всевышним.
Некоторые богохульства сильно истёрлись, превратились в несильные восклицания, хотя когда-то воспринимались очень резко: голландское «Wragtig!» – искаженное «waaragtig», которое, в свою очередь, означает только «истинный [Господь]», но все равно, даже без упоминания Господа, считалось очень сильным богохульством. В настоящее время еще более искажённые формы этого слова wrintag и wragtie» почти полностью потеряли остроту и являются мягким эвфемизмом. Для преобразованных, с целью смягчения, эвфемизмов в голландском языке существует особое слово «Bastaardvloek» буквально «ругательство-ублюдок» (сравним английское «bastard curse»).
Как у нас
Обращает на себя внимание крайне малая роль богохульств в славянской и – ýже – в русскоязычной культуре. В данном случае объяснение – в богохульном характере славянского мата. Собранный выдающимся филологом Б. А. Успенским огромный материал, свидетельствующий о языческом происхождении сексуальной брани, помогает понять и сущность своеобразного славянского богохульства.
Б. А. Успенский возводит славянскую матерную ругань к культу языческой богини Мокоши – женской ипостаси главного божества, противопоставленной богу грозы. В славянском христианском варианте Мокошу замещают св. Пятница и Богородица. Соответственно самое сильное ругательство у сербов – «Je6eм ти свету Петку!». В ряде богохульств явственно прослеживаются следы культа земли, ассоциирующейся с матерью (сравним «мать-сыра-земля»), и культа предков вообще, а следовательно – культа покойников. Соответственно в бранных идиомах нередко упоминание могильного креста, гроба и т. д. Сравним русское «в бога, в крест, в душу», серб. «ебем ти мертву майку!» или румынское «Futu-ti Dumnezeul mati».
Таким образом, если согласиться, что русский мат имеет фактически богохульный характер, легко понять, почему в русской инвективной практике непосредственные богохульства сравнительно и мягки и редки: в них просто нет необходимости, ибо их функцию берет на себя другой лексический пласт – сексуальное сквернословие, мат.
Тонкое различие
Исключительный интерес представляет то обстоятельство, что восприятие ряда очень похожих инвектив может быть резко неоднозначным в разных ареалах и культурах. Во французском непристойно звучит «Dieu!» («Боже!») и вполне приемлемо «Mon Dieu!» («Мой Боже!», «Боже мой!»).
Аналогичным образом в итальянском «приличном обществе» недопустимо «Madonna!», но «Madonna mia!» воспринимается примерно как русское «Бог мой!». Немецкое «Herr Gott!» («Herrgott») несет отрицательный заряд, a «Mein Gott!» – нет.
Пример из современного британского романа, где описывается эмоционально насыщенный разговор между супругами, обсуждающими развод:
Bill jerked himself upright. He said: «The children know, do they? Oh Christ». He turned to face the wall. «Don’t use that language, Bill», – said Nan (I. Murdoch).
Билл резко выпрямился. «Так дети уже знают, да? Oh Christ!» Он отвернулся к стене. «Билл, перестань выражаться», – сказала Нэн.
Из реакции Нэн очевидно, что «Oh Christ!» в данном контексте – табуируемое слово. Правда, по роману, Нэн – ханжа, и ее резкий протест вряд ли оправдан: «Christ!» – не слишком сильное богохульство, но все же инвектива.
Можно считать, что в случаях типа «Christ!», «Madonna!», «Dieu!» перед нами пример одного из самых виртуозных и изощрённых инвективных приемов. Сравним подобные примеры в русском языке: «Иди ты к Богу (в рай)!» или «Иди ты к чёрту!», «Бог его знает!» или «Чёрт его знает!», «Ну его к Богу!» или «Ну его к чёрту!»
