Характерно, что даже сравнительно мягкие оскорбления этого типа, такие как «Spitzbube!» («Щенок!»), адресованные например, старику, могут восприниматься как исключительн резкие, так как намеренно снижают социальный и возрастной статус адресата. Нем. «Frechdachs!» означает «Наглец! («Dachs» – собака такса).
Исключительно велика «роль» «собаки» во всех странах английского языка. Соответствующие инвективы многочисленны и разнообразны. В качестве инвективы слово «Dog!» может означать «Подонок!», «Старая проститутка!», «Развратник!», «Bitch!» («Сука!») долгое время считалось наиболее грубым оскорблением женщины, грубее, чем «Whore!» Сравним восклицание обиженной женщины: «I may be a whore, but I can’t be a bitch!» (в приблизительном переводе: «Может быть, я и блядь, но уж никак не сука!»). В кругах современного американского среднего класса это слово до сих пор непроизносимо. Однако в целом можно говорить о значительном снижении резкости этой инвективы в обществе. Американский негр может назвать свою жену ласково (в приблизительно переводе): «Ах ты, моя чёрная сучка!» Но белый назвать так свою жену-негритянку не может ни под каким видом, ибо это будет воспринято как тяжелейшее оскорбление.
В английском военном сленге множество самых различных бранных наименований включает «собаку»: пайковый сухарь – дословно «собачий бисквит», военный священник – «собачий ошейник», рядовой – «собачья рожа», воздушный/рукопашный и проч. бой – «собачья схватка», мясные консервы – «собачья еда», гауптвахта – «собачья конура», личный знак – «собачья бляха», еда – «собачья блевотина» и проч. Солдат определяется как «собачья морда, которая носит собачью бляху, спит в собачьей палатке и, как правило, ведет собачью жизнь». Немецкий солдатский знак – тоже «Hundesmarke».
Чрезвычайно интересно использование английского слова dog в качестве своеобразного «инвективного эвфемизма» вместо ещё более непристойного богохульства «God!» Простая перестановка звуков никого не обманывает и одновременно сохраняет резкую сниженность инвективы. Сравним также такие выражения, как «Doggone» вместо «Goddamn», «Dog bite mе! (May God bite me!)», «Dog-blime-me! (May God blind me!)»; «Dog’s wounds! (By God’s wounds!)», «Dog take! (God take me!)» и так далее.
Своеобразно большинство выражений, связанных с собакой, в фарерском языке. «Eg mm dummi hundur!» – дословно означает: «Я моя глупая собака», т. е. «Какой я дурак!». Соответственно брань в адрес собеседника «Ты – дурак!» выглядит как: «(A) tίn dummi hundur!», то есть «О твоя глупая собака!». О третьем лице: «Наnn er ein dummur hundur» – «Он – глупая собака». Отослать куда подальше можно с помощью «Far á hundanum til viđ tær!» – «Иди ты к собаке!» (сравним: «Иди к черту!»). «Hetta er á hundanum til!» – дословно «Это к собаке!», но по смыслу: «Я влип!» На вопрос, как идут дела, фаререц может ответить: «Tad gongur á hundanum til» – «Это идёт к собаке», в смысле русское «Всё идёт к чертям» или английское «It goes to dogs».
В инвективном списке индейцев меномини (племя центральных алгонкинов) кроме обычных «Собака!», «Как собака!», «Щенок!» и тому подобное можно назвать «Собакоподобный!» (о человеке), «Чёрный пёс!» и даже «Зеленый пёс» (шутливое).
Другой, нежели в Европе, статус «собаки» способен привести к другому истолкованию истинного смысла инвективы, с другими отрицательными свойствами. У народности ашанти (Гана) оскорбление «Собака!» вовсе лишено уничижительного значения, характерного для вышеперечисленных этнических традиций, но зато ассоциируется с бездомной, не имеющей хозяина собакой, слоняющейся по африканской деревне.
В огромном числе ареалов распространена инвектива типа русского «Сукин сын!» («Сын кобеля!», «Сын собаки!»). Совпадение буквального значения этой инвективы с древним вариантом русского мата (см. выше) заставляет предположить, что «Сукин сын!» есть лишь смягчённый вариант когда-то повсеместно распространённой инвективы, непристойным образом сопрягающей собаку и мать. Примеры из современных языков: английское «Son of a bitch!», немецкое «Hundessohn!», эстонское «Eitapoeg!», болгарское «Кучи син!», французское «Fils de chien!», грузинское «Jaglissvilo!», таджикское «Писари кучук!», албанское «Quen birqueni!» (буквально «собака», «сын собаки»).
Итальянское «Figlio d’un сапе!» («сын собаки, кобеля») означает «ничейный сын», «незаконнорожденный», «приблудный», a «Figlio d’una cagnia» («сын суки») – «сын проститутки», «шлюхин сын».
Польская инвектива «Psia krew!» («Пёсья кровь!») как бы перефразирует «Сукин сын!», означая «В тебе течёт кровь собаки!».
В румынском языке оскорбительное «Собака!» («Coine») может относиться как к человеку, так и, например, к лошади, корове и так далее – выбор безграничен.
О «собаке» можно повторить то, что было сказано выше о «свинье»: тот и другой вокатив могут неожиданно приобретать не уничижительный, а комплиментарный смысл («Как он, собака, прекрасно танцует!», «Он предан мне, как собака», «Я – твой верный пёс» и так далее). В английском употреблении с помощью названия собаки можно назвать мужчину веселым, умным, проницательным, достойным доверия («gay dog», «wise old dog», «jolly dog», «sly dog», «trustworthy dog» и так далее). В грузинском употреблении «Mamajaglo!» – «Собачий отец!» может служить эквивалентом к русское «Сволочь!», но часто используется как ласковое обращение.
Есть мнение, что былинное русское обращение «Собака Калин» вначале отнюдь не носило бранного характера, так как представляло собой просто кальку с монгольского «No jai Kalyn», где «kalyn» («собака») означает лишь имя хана Ногая. Неудивительно поэтому, что обращение «Собака Калин» (то есть как бы «хан Калин, которого по-русски звать Собака», или «…что по-русски означает собака») было возможно в самых почтительных контекстах.
Очевидно, что само слово «собака» стилистически нейтрально, а стилистически нейтральные слова особенно легко могут реализоваться в речи в самых разных, даже противоположных смыслах. При этом образность слова тем сильнее, чем более «не по назначению» оно используется.
Вот почему слово «собака» способно выражать целый набор знаково разных понятий: в тексте по собаководству оно звучит нейтрально, в комплиментарном смысле оно становится гораздо более выразительным, и, наконец, в составе оскорбления это же слово приобретает резко грубый, шокирующе уничижительный смысл. В сознании говорящего имеются все функциональные признаки слова «собака», но в конкретном тексте, как правило, на первое место выступает та или другая черта.
Трём знаково различным возможностям использования слова «собака» соответствуют три варианта отношения человека к собаке как к животному. Уважительное, а порой и отношение к собаке как к священному животному было характерно для многих древних культур и традиций. Известны даже самостоятельные «собачьи культы» и священные мифы, посвящённые собакам или так или иначе выставлявшие их священными (Древний Египет, Древняя Индия, древняя Спарта, Грузия, Абхазия, государства древних германцев, скифов и так далее).
