– Ты чего это меня позорить взялся?! Сказано, все, что надо, в корзину скидывай, сама постираю. А ты чего?
– Не буянь, Наталья, – рассмеялся Елисей, глядя на ее возмущенную позу. Кулаки в бедра и набыченный взгляд. – Тебя ж дома не было. Теперь-то, само собой, тебе стирать придется. Я только воды нагрею побольше. Чтобы и вам помыться и постирать хватило, – быстро выкрутился он, гася назревающий скандал.
– А вот это верно, – закивала женщина, моментально остывая. – Девки опять от соседей чумазые, словно поросята, прибегут.
– Не боишься их одних отпускать? – осторожно поинтересовался Елисей.
– Ну, ежели горцы прорвутся, то и я их не смогу защитить, – вздохнула Наталья. – А обстрела пушечного можно не бояться. Пушки-то горцам еще в первый день сбили. А бояться я давно уж отвыкла. Всю жизнь в этих местах живу. Да еще ты пару пистолей дал. Так и лежат заряженные. Только пороху на полки досыпать.
– Да уж. Казачек войной не напугаешь. Сначала поплачут с перепугу, а потом еще и сами мужьям станут ружья заряжать, – кивнул ей парень, подхватывая ведро для воды и направляясь к колодцу.
* * *
Следующие два дня прошли на удивление спокойно. Горцы и не нападали, и не отходили, выжидая под стенами крепости непонятно чего. И эта непонятность напрягала защитников больше всего. Как назло, из штаба округа, как для себя Елисей называл местный орган управления войсками, не было вообще никаких вестей. Хотя при обстреле было отправлено сразу трое посыльных и все должны были идти разными путями.
Сам Елисей, пользуясь затишьем, разобрал в фургоне всю свою поклажу и вернулся к обычному распорядку дня. Усиленные тренировки. Это тело нужно было приводить в полный порядок, и парень делал для этого все, буквально доводя себя до изнеможения. Вот за такой тренировкой и застал его старый казак, владевший сразу двумя клинками. Из рабочей сосредоточенности Елисея вывел его голос, громко похваливший:
– Ай, молодца, казак! Ай, любо!
Закончив связку, Елисей провернул в руках кинжалы и, убрав их в ножны, вежливо поклонился, подходя к плетню.
– День добрый, дяденька.
– И тебе не хворать, молодец, – усмехнулся старик. – Смотрю, не бросаешь пляску. То добре. А чего все кинжалами только. Неужто никто не показывал, как с шашкой плясать?
– Пока батька жив был, мне годов не хватало, а как в силу вошел, так его нет, – угрюмо буркнул Елисей, утирая ладонью пот с груди.
Его пальцы зацепили висевший рядом с крестиком кусочек кремня, и старик, машинально проследив за его рукой, вдруг насторожился.
– А что это у тебя, казачок, такое на шее висит? С крестом рядом?
– Бабка повесила, пока болел, – выдал Елисей самую подходящую версию. – А что до того, что это, так кремень.
– Кремень, говоришь, – задумчиво переспросил старик. – А ты знаешь, что именно этот камень значит?
– Знаю только, что его называют камень воинов, – пожал парень плечами, не желая вдаваться в подробности, потому как и сам не понимал, зачем именно надел это украшение на шею.
– Это сынок, громовая стрела Перуна, – вздохнув, тихо поведал старик. – Вот уж не думал, что увижу такую еще у кого. – С этими словами он расстегнул ворот рубахи и вытянул за шнурок точно такой же наконечник.
«Оп-па, выходит, тут свой закрытый клан воинов есть, в который кто-то из моих местных предков входил», – мелькнула у Елисея мысль.
– Что ж. Выходит, нас сам громовержец свел, – еще тише протянул старик и, качнув головой, резко приказал: – Как свечереет, приходи к стене, где три сарая стоят. Там поговорим.
– В одном из тех сараев моя мастерская. Там собраться можно, – чуть подумав, предложил Елисей.
– Так это ты оружейник? – удивился старик.
– Я.
– То добре. Там и встретимся, – кивнул казак и, развернувшись, поспешил куда-то по своим делам.
«Так. Похоже, я, сам того не зная, куда-то влез. Теперь надо понять, куда именно и как оттуда вылезти, желательно одним куском», – думал парень, провожая его взглядом.
Умывшись ледяной колодезной водой, Елисей вернулся в дом и, надев чистое исподнее, принялся вспоминать, что ему нужно еще сделать в сарае. Отыскав в своих сумках еще полсотни гильз для пистолета, он прихватил пруток свинца и отправился переснаряжать патроны. Это занятие ему никогда не надоедало. Экипировавшись так, словно в бой собрался, парень вышел со двора и спустя четверть часа уже разжигал огонь в печи, готовясь к работе.
Все гильзы для винтовок у него были снаряжены, так что снарядить все оставшиеся гильзы к пистолету, что называется, сам бог велел. Пока плавился свинец, парень успел обработать остатками кислоты последние крохи хлопчатника и, отложив его подсыхать, принялся отливать пули. Так он провозился до самого вечера. Уже в сумерках, когда в сарае стало темно так, что работать было невозможно, Елисей затеплил свечной фонарь и, прибрав остатки материалов, распахнул дверь.
Словно дождавшись этого знака, кто-то постучался в косяк двери и от порога раздался смутно знакомый голос:
– Войти дозволишь, хозяин?
– Гость в дом, бог в дом, – усмехнулся Елисей, поворачиваясь к дверям. – Входи, дядька Радмир.
Переступив порог, казачий десятник снял папаху и, поклонившись огню, горевшему в печи, с интересом огляделся.
– Вот, значит, где ты свои придумки собираешь, – усмехнулся он.
– Пришлось на поклон к коменданту идти, – кивнул Елисей. – Дело уж больно опасное. Того и гляди, или вспыхнет чего, или взорвется. Вот и пришлось такое место искать, чтоб беды не случилось.
– Добре придумал, – одобрил казак. – Это из этой мортиры ты горцам лагерь порушил? – тут же спросил он, приметив в углу ствол миномета.
– Из этой.
– И не просто порушил, а еще и страху на них серьезного нагнал, – послышалось от двери, и в сарай шагнул подъесаул, командовавший казаками в ночной вылазке. – Дозволишь ли войти, хозяин?
– Сделай милость, – улыбнулся Елисей в ответ.
Не успел подъесаул пристроиться на лавке, которую Елисей заранее приготовил для приема гостей, накрыв ее парой овчинных шкур, как в дверях появился старик. Увидев его, казаки дружно поднялись и, сняв папахи, отвесили глубокий поклон. В этом жесте не было ни капли подобострастия. Только глубокое, неподдельное уважение. Елисей, глядя на них, не поленился повторить поклон. Что называется, спина не переломится.
– По здорову ли, казаки? – спросил старик, склонив голову в ответ.
– Милостью Божьей, – негромко отозвались бойцы.
– Прикрой дверь, казачок, – попросил старик, усаживаясь на лавку и тяжело вздыхая.
Елисей быстро выглянул наружу и, убедившись, что посторонних рядом с сараем нет, плотно закрыл дверь. Потом подхватив с полки еще пару свечей, запалил их, расставив так, чтобы всех собравшихся было хорошо видно.
