— То есть он ее подцепил здесь? — спросил Билл, с отвращением озираясь по сторонам.
— К сожалению, да, — вздохнув, ответила врач. — Мы делаем все возможное, чтобы избежать заражения, но эта инфекция все равно распространяется. Особенно ей подвержены больные в таком тяжелом состоянии, как Патрик. Его иммунная система очень ослаблена.
— Я вчера заметила сыпь, — сказала Мелисса, глядя в коридор. Ей нужно было хоть одним глазком увидеть мужа, — и сообщила медсестре.
— Да, мы в курсе, — ответила врач. — Это может быть признаком инфекции.
— Тогда почему вы не отреагировали? — спросил Билл.
— Мы отреагировали, когда заметили, что его состояние ухудшается, — сказала врач.
— Как он сейчас себя чувствует? — спросила Мелисса, горя желанием скорее выяснить факты.
— Уже лучше. Час назад был момент, когда мы подумали, что можем его потерять.
Розмари ахнула, а Билл опустил голову. Мелисса обвила себя руками, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Ради Патрика ей нужно было оставаться сильной.
— Но сейчас ведь самое страшное позади? — спросила она. Врач вновь вздохнула.
— Не факт. Все зависит от ближайших нескольких часов.
— Значит, еще может сложиться так, что он умрет? — резко спросил Билл. У Розмари вырвался стон. Она сжала голову руками, а врач печально посмотрела на них.
— Мы уже говорили, что вне зависимости от того, инфицирован Патрик или нет, его жизни сейчас угрожает опасность, мистер Байетт. У него очень серьезная травма головы.
Мелисса зажмурилась.
— Кто-то из нас постоянно должен быть с ним, — сказала Розмари. — Нельзя было вот так оставлять его одного.
Она посмотрела Мелиссе в глаза, и та прочитала в ее взгляде ясную мысль. «Ты шаталась неизвестно где, тогда как должна была дежурить возле мужа.»
— Вчера я, кажется, говорила вам, что порой Патрику полезно побыть одному, — поспешно сказала врач. — Я понимаю, что всем спокойнее, когда один из вас рядом, но бывают периоды, когда ему необходимо полное одиночество, тишина и покой. Мы перевели его в отдельную палату.
— Я больше никогда его не оставлю, — сказала Розмари, — тем более теперь.
Врач кивнула:
— Понимаю. Сейчас выясню, можно ли вам к нему. Скоро вернусь.
Она поднялась и вышла, оставив их одних.
— Где ты вообще была, Мелисса? — вскинулась Розмари. — Четыре утра, Боже милостивый!
— Не понимаю, как это связано с тем, что Патрик подхватил инфекцию! — огрызнулась Мелисса и почувствовала, как все ее лицо вспыхнуло.
— Ты должна была быть рядом! — воскликнула Розмари.
— И вы тоже! — выпалила в ответ Мелисса.
— Пойти прогуляться в четыре утра — это вообще нормально?
— Я не могла уснуть, черт возьми! Вы знаете, что мне помогают только прогулки по лесу.
— Почему бы тогда не взять собаку? Ты всегда берешь Сэнди с собой на прогулку. Почему…
— Хватит! — отрезал Билл и женщины замолчали. — Доктор права, она уже не первый раз говорит нам, что ему нужно побыть одному, помните? А нам в это время лучше высыпаться, чтобы набраться сил. Поэтому мы все вчера остались ночевать дома. А теперь надо успокоиться и думать только о Патрике.
— Вот именно, — сказала Мелисса и, скрестив руки, отвернулась.
Но, как ни крути, а Розмари права. Мелиссе следовало оставаться у постели больного, а она предпочла отправиться в лес, чтобы закапывать нож, с помощью которого один из ее детей довел Патрика до такого состояния. Может быть, она совершила ошибку, решив защищать их?
Но при этой мысли она сразу представила себе детей в пижамах, стоявших на лестнице. Вид у них был такой ранимый, бедные малыши! Она знала, что с ее семьей случилось нечто ужасное, и лишь она может это исправить.
Дверь открылась и высунулась голова врача:
— Можете его навестить.
Они шли за ней мимо тихих палат со спящими пациентами, пока не добрались до той, куда перевезли Патрика. Мелисса изо всех сил постаралась скрыть эмоции, охватившие ее при виде мужа. Вид у него стал еще ужаснее — губы посинели, а кожа покрылась жуткими пятнами. Дыхание было сбивчивым, и новая машина, стоявшая у его постели, накачивала его тело кислородом.
Подойдя ближе, Мелисса поцеловала мужа:
— Прости, что меня не было рядом, милый. Прости меня.
И, глядя на него, она осознала, что легко может его потерять… и если это случится, кого-то из ее детей могут обвинить в убийстве.
Глава двадцать пятая
Воскресенье, 21 апреля 2019 года, 10.45.
Папа может умереть. Значит, я стану убийцей.
Я — убийца!!!
Глядя на него теперь, я могу думать лишь об этом. Мама все же заставила нас приехать к нему. Она сказала, что папа может не выжить, что у него началось заражение. Она даже не пыталась смягчить свои слова. Мне кажется, она просто слишком устала. Она слишком испугана, и никто из нас не стал отпираться. Мы знали, что надо ехать, и мы приехали. Теперь мы здесь, и я не понимаю, что я чувствую. Я знаю только, что мой папа — больше не папа. Ну, то есть, несколько недель назад мы говорили то же самое, но теперь эти слова получили совсем другое значение. Видеть его в больничной постели, видеть все эти трубки, подключенные к его телу, его бритую голову было выше моих сил. Мы все это тихонько признали, когда мама вышла в туалет и оставила нас наедине с ним: «Папа — больше не папа.»
Мэдди рассказывала, что чувствовала, когда ее родители развелись. Она говорила о том, как родители вдруг стали в ее глазах совсем другими людьми. Раньше они были одним целым — семьей, мамой и папой. Но когда они развелись, в ее детском сознании они обрели чужие формы. Мэдди понимала это даже в свои пять лет. Ее отец стал молчаливым — он замкнулся в себе и совсем отвернулся от общества. Но больше изменилась ее мама. Она коротко остригла волосы и помешалась на спорте. Мэдди всегда говорила, что она как будто попала в какую-то другую жизнь с другими людьми.
Наверное, именно это произошло с нами и папой еще до того, как мы услышали его ссору с Райаном месяц назад. Наши родители оказались совсем не такими, как нам казалось раньше. Они оказались слабонервными, беспокойными, и в тот раз мне показалось, что вся наша жизнь была ложью. А теперь мы оказались втянутыми в новую жизнь, о которой говорила Мэдди, только наша новая жизнь оказалась полна еще большей лжи, и крови, и трубок, которые тянутся от отца к нам.
Я кладу голову на больничную койку, остальные подходят ко мне, обнимают и стараются успокоить, пока не вернулась мама, потому что я вновь и вновь повторяю: «Прости, прости, прости.»
