Ева рывком села и накинула одеяло на плечи. Вокруг по ковру была разбросана ее одежда. Сумочка лежала на стуле. Интересно, кто ее туда положил? Последнее, что она помнила, как ее разговор с Гэвином в конце вечеринки прервался внезапной тошнотой и головокружением. С некоторым усилием она сообразила, что, должно быть, прошло часов пятнадцать — семнадцать.
Все это время в голове крутились кошмары. Картины, которые хотелось бы забыть, всплывали из глубин мозга. Голоса, крики, сухой треск выстрелов, паника, бегущие люди, удушье… Оживали убитые животные на разделочном столе мясника, ползли по влажной земле, ломая ногти, два мальчугана в пижамах, потом вдруг все воспламенилось и превратилось в пепел… Взрыв, в воздухе запахло горелым. Где девчонка? Найдите девчонку.
В клубящемся тумане образов она увидела, как бледное лицо женщины превратилось в лицо неизвестного ей мужчины, затем мужчина сменился скелетом в плаще с капюшоном. Образы пульсировали и растекались, как чернила, разбрызганные по маслянистой воде. Она увидела лицо другого мужчины… Длинные волосы, глубоко посаженные глумливые глаза… Мелькнуло улыбающееся лицо Гарри, обеспокоенное лицо Гэвина и того человека, с которым она разговаривала на вечеринке, кажется, он был ветеринаром… Потом Стюарт Уэйд… Дэймон Уэйд… Лица, сменяя друг друга, кружились в ее голове. В какой-то момент она почувствовала, как чья-то рука закрыла ей глаза и чьи-то губы прижались к ее губам… Чей-то язык проник ей в рот, рука заскользила между бедер. Кто-то сжал ей запястья, на нее навалилось сильное мускулистое тело и придавило так, что она не могла дышать. Кто-то обращался с ее руками и ногами, как хотел, крутил ее тело, переворачивал на спину, а потом на живот, как тряпичную куклу. Тело, однако, было нечувствительным к прикосновениям. Ей казалось, что это вовсе не ее тело, что сама она отстраненно парит, глядя вниз откуда-то из другого места. Она умерла? Это какое-то видение ада?
Ева все еще чувствовала остатки паранойи, которую вызывают наркотики, но она точно знала, что произошло. Глубоко дыша, попыталась изгнать из сознания захлестнувшие его образы.
Ее изнасиловали, но в ярость впадать бессмысленно. Это ни к чему не приведет. Нужно взять себя в руки и сосредоточиться на том, что следует сделать. Если они думают, что она сломается и уедет, они ошибаются. Когда теряешь все, что имеет для тебя значение, уже не о чем заботиться и нечего бояться.
Вытирая слезы, она попыталась восстановить цепочку событий прошедшего дня, представляя каждое свое действие с того момента, как пришла на вечеринку, и до того, как почувствовала себя плохо. Большинство так называемых наркотиков для изнасилования действовали быстро, обычно в течение двадцати — тридцати минут, а то и меньше. Их легко добавить в еду или питье и, как правило, невозможно обнаружить, что тебя накачали, пока не станет слишком поздно. За обедом она несколько раз оставляла свой стакан без присмотра на столе, в последний раз, когда Гарри повел ее познакомиться со Стюартом Уэйдом и его сыном. Уэйд отправил Дэймона за безалкогольным напитком, и официант принес полный стакан. Все произошло очень быстро, почти на ее глазах, но это ничего не значило. Обращаться в полицию она не будет. Что они могут сделать? Она понятия не имела, кто ее изнасиловал. На вечеринке было полно мужчин, и коллеги посмеялись бы над ней, если б она сказала, что это как-то связано с делом Шона Фаррелла.
Кроме того, она не хотела, чтобы о том, чем она занимается в Марлборо, стало известно в MPS. Она точно знает, что нужно делать, и может это сделать сама, если соберется с силами.
Скорее всего, препарат — какое-то мощное седативное средство с психотропными свойствами — все еще в ее крови, но ей нужно собраться с силами и не терять времени.
Ухватившись за край кровати и подождав, когда пройдет головокружение, Ева с трудом поднялась на ноги и, спотыкаясь, подошла к окну. Вся она пропиталась запахом того, кто был здесь, к тому же воняло тем, что он сделал. Еще немного, и ее вырвет. Раздвинула шторы, повозилась с защелкой и распахнула окно как можно шире. В комнату ворвался ледяной ветер, занавески взвились и начали биться о маленькую крашеную рейку. Она немного постояла, глядя на темные поля за дорогой и на бледнеющую луну на горизонте.
Свежий воздух, вдох за вдохом, очистил легкие. Ева захлопнула окно и пошла в ванную. После темноты спальни ей пришлось прикрыть глаза рукой, а потом она посмотрела в зеркало над раковиной. Лицо было бледным, под глазами залегли глубокие тени. На мгновение ей представились мать и два младших брата, которые стояли рядом и смотрели на нее. Быстро промелькнувшая картинка была тем скрытым миром, который всегда был рядом. Она увидела призрак самой себя, девушки, которой могла бы быть, если бы все повернулось иначе — то самое «если бы», которое преследовало ее всю взрослую жизнь. В который раз она пожалела, что не может войти в зеркало и стать той девушкой.
Чуть больше двадцати лет назад она смотрела на себя в другое зеркало, задаваясь вопросом, почему она выжила. Что в ней такого особенного? Почему именно она была выбрана для жизни? Это было проклятие, а не награда. Она стояла на стуле в квартире, адреса которой никто не знал, одетая в фиолетовые бархатные брючки и такой же топ с большими блестящими звездами спереди. Это было совсем не то, что она выбрала бы сама, но ее никто не спрашивал. Она всегда предпочитала одеваться как мальчик, а не как девочка, но это никого не интересовало. Все ее вещи пропали, и этот дурацкий наряд был лучшим, что можно было для нее найти. Его купили в местном благотворительном магазине. Она была очень маленькой для своего возраста, и найти подходящие для нее вещи было и правда трудно. Ей тогда было почти тринадцать, но выглядела она как маленькая дурочка. Она смотрела на свое жалкое отражение — круглое, как у куклы, лицо, длинные темные волосы, прихваченными ободком, худенькое, не сформировавшееся тело, — и ей хотелось умереть. Для чего было жить? Кто-то из полицейских помог ей слезть со стула, потом ее утешали, как могли, пока она не перестала плакать. Она помнила, какое опустошение чувствовала потом. Столько лет прошло, а воспоминание было таким же ярким, нисколько не потускневшим.
Ева принесла из спальни стул, кое-как взобралась на него и тщательно осмотрела в зеркале каждый дюйм своего тела. Внешних признаков изнасилования было немного. Воспаленное темно-красное пятно на груди и синяки на запястьях. Еще тянуло бедра, но это можно пережить. Ей хотелось прополоскать рот, встать под душ и отскрести себя дочиста, но она знала, что этого делать нельзя. Нужно, чтобы взяли пробы, которые потом будут профессионально проанализированы и задокументированы. Это единственный способ найти и наказать того, кто надругался над ней.
Она уже собиралась одеться, когда внизу раздался стук в дверь. Мгновение спустя повернулся ключ в замке, после чего послышался женский голос:
— Ева! Это Мелисса. Вы проснулись?
— Минутку, я сейчас спущусь, — поспешно ответила она.
Еще не хватало, чтобы Мелисса поднялась в спальню.
Она надела халат и вышла на площадку перед лестницей. Мелисса снизу смотрела на нее.
