Купер знал, что произошло на самом деле. Уже не в первый раз он поражался тому, как Ева умела недоговаривать, когда это нужно, и какой категоричной она была в других случаях. Возможно, после всего, что ей пришлось пережить, она стала немного прагматичнее.
— Что же будет теперь? — беспокойно спросил он.
— Идет расследование утечки информации — в частности, откуда человек Дюрана, Дмитро, знал о слежке за домом в Вуд Грин, а также о его связях с Полом Дентом. Дмитро нет в списке зарегистрированных информаторов, поэтому Пол не должен был разговаривать с ним ни официально, ни неофициально. Но Дмитро, без сомнения, уже давно нет, так что вряд ли они до чего-то докопаются. Что касается этого дерьма, Пола Дента, то его ждут большие неприятности, и он их заслужил. Из записи ясно, что он знал, что операция была сверхсекретной, но ему было наплевать, что он срывает ее, только бы отомстить мне.
Она уходила от главного вопроса, который имел для него действительно большое значение.
— А как насчет вас? — все-таки спросил Купер.
— О, они предложили восстановить меня на работе…
У него упало сердце, но он ухитрился изобразить на лице улыбку, стараясь показать, что рад за нее.
— Это замечательно. Наверно, вы испытываете большое облегчение.
Слова прозвучали неискренне.
Ева пристально смотрела на него, и Купер уловил насмешливый блеск в ее глазах. Неужели он настолько прозрачен и она догадалась, как сильно он хотел, чтобы она не возвращалась на работу в полиции? Что за всем этим скрывалась его надежда на то, что она будет работать с ним? Возможно, были и другие вещи, о которых она догадывалась. От этой мысли его щеки вспыхнули, но с этим он ничего не мог сделать. В конце концов, что плохого в том, что женщина знает, что она кому-то нравится? В жизни бывают вещи и похуже, решил он.
— Вы согласились?
Она заколебалась, по-прежнему не отводя от него взгляда, и покачала головой:
— Не беспокойтесь. Я сказала им, куда засунуть их предложение.
— Серьезно?
— Да. — Ева поежилась и надела перчатки. — Пойдемте. Стоять здесь слишком холодно.
Они влились в толпу, направляющуюся к метро. Молчание между ними разделяло их, как пропасть.
На перекрестке они остановились в ожидании зеленого света светофора, и Купер спросил:
— Что же вы собираетесь делать теперь?
Это был решающий вопрос, и он со страхом ждал ее ответа.
— Не знаю. Не решила еще. — Она взглянула на него. — Более важно, что собираетесь делать вы. Возьмете деньги Дюрана, чтобы начать все с начала?
Он вздохнул. Что сказать? Ален Питерс, адвокат Дюрана, предложил ему крупное пожертвование для поддержания общества «Справедливость» на плаву. «Мистер Дюран проявляет большой личный интерес к вашей благотворительной организации, — сказал Питерс. — Он хочет быть уверен, что „Справедливость" будет существовать еще долго после его смерти».
«Кровавые деньги» — так назвала их Ева. Можно понять после всего, что с ней случилось из-за Дюрана. Она была удивлена, когда оказалось, что Дюран, так и не услышав от нее, кто убил его дочь, был готов предложить Куперу деньги. Возможно, надеялся, что она смягчится и уступит. Если так, он ошибся. Но каким бы ужасным человеком ни был Дюран, какие бы ужасные вещи ни совершал, деньги были чистыми, насколько мог судить Купер. Ну или не более грязными, чем бывают деньги из так называемых легальных источников. Правильно ли проявлять принципиальность и отказываться от денег, если они могут обеспечить выживание «Справедливости»? Какая благотворительная организация может позволить себе такую щепетильность? В конце концов, деньги очищаются через добрые дела, которые они делают. Он несколько раз пытался привести этот аргумент Еве, но она отказывалась соглашаться с ним.
Она смотрела на него, и ее глаза были темными и суровыми.
— Вы собираетесь взять их, да?
Купер чувствовал ее разочарование.
— Возможно. Вы сердитесь?
— Нет. Не сержусь. Вы должны делать то, что считаете правильным. А в целом… вы, вероятно, должны принять их. Простите за каламбур, но исчезновение «Справедливости» было бы преступлением. Вы нужны системе правосудия.
— Вы сказали, что Дюран очень болен, что он умирает?
Ева кивнула:
— Из того, что он говорил, это, пожалуй, единственное, чему я верю. Думаю, если вы не возьмете эти деньги, он оставит их приюту для кошек или чему-нибудь в этом роде. Кошатников-то совершенно не беспокоит, откуда деньги.
Если бы не выражение ее лица, он бы рассмеялся. Мысль о том, что такой человек, как Дюран, может оставить наследство ораве бездомных животных, была по-настоящему бредовой.
Он решил рискнуть:
— Если мы все-таки продолжим… Может быть… Если вы ничего другого пока не планируете… вы согласитесь поработать со мной некоторое время? То есть пока не найдете себе другую работу…
— Вы смешной, — отозвалась она и неожиданно рассмеялась. Потом протянула руку и коснулась его рукава.
Купер никогда раньше не видел, чтобы она смеялась, и почувствовал внезапное облегчение, как будто темные тучи рассеялись и выглянуло солнце.
— Я знала, что именно об этом вы хотели попросить меня в тот вечер, — добавила она, поддразнивая его. — Почему же не попросили?
— Я думал, что вы хотите вернуться в полицию.
Это была ложь.
А правда была в том, что он не посмел. Он не хотел, чтобы его подняли на смех.
— Что ж, я покончила с той жизнью. Хочу идти вперед, ищу вызов.
— Работа со мной будет вызовом?
— Нет. Эта часть будет легкой.
— Это просто идея. Временно, если хотите.
— Звучит неплохо, по крайней мере пока. Но у меня есть кое-какие сбережения на черный день. Мы можем использовать их в данный момент.
Он покачал головой:
— Я лучше возьму деньги Дюрана, чем ваши. А вообще они нам могут и не понадобиться. Материалы в прессе сделали свое дело. Телефоны разрываются от звонков. «Канал четыре» хочет снять документальный фильм о том, что мы сделали для Фаррелла, и помимо наплыва людей, пытающихся уговорить нас взяться за их дела, я получил несколько обещаний о финансовой поддержке. Кроме того, нам предложили офис бесплатно, пока наш прежний спонсор подает заявку на организацию ремонтных работ.
— Отлично. Тогда с этого и начнем, а потом посмотрим, как получится. Но сначала мне нужен отпуск. У меня его не было уже бог знает сколько времени. Я хочу куда-нибудь подальше, туда, где жара. Соберу небольшую сумку, поеду в аэропорт и просто выберу пункт назначения на табло вылета. Обещаю, что долго не задержусь — недели три, самое большее месяц. Ничегонеделание мне быстро наскучит. И тогда я вернусь и буду с вами работать, если вы этого действительно хотите.
