Меня бросает в холодный пот.
Я не могу выйти замуж за Томаса. Это… неправильно. Мы с ним совершенно не подходим на эту роль! Когда я представляю себя женой и матерью, то вижу рядом лишь одно лицо…
Но никак не комментирую слова отца. Я должна верить в правильность его решений. Должна. Втягиваю через зубы воздух и задерживаю дыхание, пытаясь замедлить бешеное сердцебиение. Желать чего-то, кроме выбранного для меня лидером нашей Коммуны, неприемлемо.
Он указывает мне на место за столом и принимается шагать по комнате.
– Я буду тебе диктовать, а ты набирай.
Трясущимися руками я начинаю заправлять бумагу в пишущую машинку.
Внезапно отец останавливается и сообщает:
– Пришло время вербовать новых членов Коммуны.
– Готова печатать, как только пожелаешь, – тихо произношу я, занося руки над клавишами и принимая решение довериться главе семьи.
Он сплетает пальцы в замо́к и задумчиво подносит их ко рту.
– Заголовок: «Фармакология и ее несостоятельность».
Я быстро печатаю текст на машинке, точно попадая по нужным буквам.
Страница начинает мерцать, несмотря на то что пока видна лишь одна строка.
Такова магия слов отца.
– Первый абзац, – продолжает он. – Появление в обращении психотропных препаратов стало катастрофой для человечества. Умственные заболевания воздействуют на цивилизацию в течение тысяч, если не миллионов лет. Даже древним грекам было известно об этом, и лекарь Гиппократ одним из первых предположил, что на недуги мозга влияют не внешние, а внутренние факторы, так называемый дисбаланс «жидкостей».
Отец делает паузу, и я тоже замираю. Его гениальность ошеломляет.
– Готово, – шепчу я.
Он снова начинает мерить шагами помещение и заходит в затемненную часть комнаты, а когда вновь заговаривает, то голос, кажется, исходит одновременно отовсюду.
– Второй абзац. Узкий взгляд на проблему возникновения умственных заболеваний способствует разработке и чрезмерной приверженности психотропным препаратам. Большинство болезней можно излечить с помощью натуральных средств и изменения образа жизни. Тем не менее детям начинают назначать антидепрессанты и нейролептики уже в двухлетнем возрасте. Но последствия воздействия подобных лекарств на молодые, пока не сформировавшиеся мозговые клетки и даже на клетки взрослых, кажется, не слишком волнуют фармацевтические компании. Они исказили учение Гиппократа, превратив в механизм для выкачивания денег. Как еще можно объяснить тот факт, что мировые державы с беспрепятственным доступом к так называемым «благам цивилизации» потребляют максимальное количество антидепрессантов?
– Это правда? – спрашиваю я, закончив печатать последнее предложение.
– Да, боюсь, что так, Пайпер, – выходя на свет, произносит отец. По его лицу струятся слезы. – Не всем так повезло, как членам Коммуны. – Я приподнимаюсь с места, чтобы утешить его, но он жестом останавливает меня. – Все в порядке. Это нелегко, но мы должны продолжать.
Я возобновляю набор текста о пользе жизни в гармонии с природой в соответствии с заветами предков, которые знали, как сохранить умственное здоровье. Физический труд, медитация, рацион, богатый фруктами и овощами, которые выращены без пестицидов. Обитание в небольших деревнях вместо перенаселенных, загрязненных городов.
Беззаботная жизнь.
– Люди утверждают, что хотят быть свободными, – продолжает диктовать отец. – Однако не перестают держаться за цепи, держащие их в рабстве: дома, машины, технологические новинки, за которые нужно платить. Возможности сокращаются, ограничиваются. Отсюда возникает ощущение плена. И люди обращаются к наркотикам, алкоголю, азартным играм и сексу, лишь бы заглушить чувство возрастающего неудовольствия. Отправляются к врачам и выходят с рецептами на таблетки вместо того, чтобы изменить обстоятельства, вызвавшие болезнь. Таким образом, круг замыкается, что приводит к созданию еще более нездорового общества.
Отец оседает на пол, скрещивает ноги и склоняет голову. Над ней видна репродукция «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, оправленная в золотую раму.
Я опускаю взгляд на напечатанный текст и невольно вздыхаю, заметив ошибку. Слово «нездорового» превратилось в «нездворового».
– Что-то случилось? – поднимает на меня глаза отец.
– Я все испортила, – признаюсь я. Подбородок начинает трястись от мысли, что я только что лишилась возможности доказать свою готовность к посвящению. – Сделала опечатку.
– Каждый совершает ошибки, Пайпер. – Отец встает, роется среди бумаг на столе и вручает мне маленькую бутылочку. – Важно то, как мы с ними справляемся.
Я подношу флакон к свету.
Это корректирующая жидкость.
– Всегда существует способ исправить ситуацию, – комментирует отец. – Ты меня поняла?
– Да. Да, я поняла.
– Умница, – улыбается он.
Глава четырнадцатая
После
Женщина подсыпает яд в мою еду.
Вчера, справляя нужду, я испытывала сильную боль, словно от уколов множества игл. А сейчас все стало только хуже. На всякий случай отказываюсь от обеда.
Пока я стою в туалете, согнувшись от спазма, тюремщица стучит и сразу же входит.
– Пайпер, что с тобой? Отвечай честно.
Я подскакиваю на ноги, поспешно натягивая штаны, но живот тут же пронзает болью. По лбу катится пот, но я его не вытираю. Только не перед той, кто держит меня в плену.
– Нужно показать тебя врачу. Я за тебя беспокоюсь.
Я сохраняю молчание.
– До клиники совсем недалеко ехать, и после визита к доктору и осмотра тебе тут же станет лучше.
Я заперта в этом месте с тех пор, как сюда попала. Вероятно, это единственный шанс осмотреть окрестности и определить, где я нахожусь.
– Либо можно вызвать врача на дом.
– Нет. Я поеду. – После нескольких недель почти полной тишины голос звучит хрипло и слабо.
Мой обет молчания нарушен. Еще одна битва проиграна.
Женщина выходит, но шума удаляющихся шагов не слышно. Ее дыхание доносится из-за двери, пока я натягиваю штаны и мою руки. Мыло обжигает кожу. Нужно прекратить им пользоваться.
Тюремщица с осунувшимся лицом ждет меня в коридоре. Перекинув сумку через плечо, она спускается по лестнице и отпирает ту странную кухонную дверь, которая приводит нас в гараж.
В машине Джинни велит мне пристегнуться. Тем временем задняя стена смещается к потолку и открывает нам путь к воротам. Мы медленно катимся по подъездной дорожке, а за спиной во всем великолепии возвышается дом. Каждая из его поверхностей выкрашена в разные оттенки синего, словно владелец никак не мог выбрать цвет. Соседское здание выглядит пустым. Девушки в окне не видно.
