Ничего не происходит. Я высовываюсь и смотрю на дверь.
Света больше не видно.
– Что случилось? – озадаченно спрашивает меня Эми.
– Ничего. – Я растираю плечи руками, чтобы избавиться от мурашек. Нужно сохранять тишину. Если Они вернутся, то наверняка не захотят увидеть нас вместе.
Девочка тоже заползает в кладовку, забивается в дальний угол, и внезапно вокруг нас оживает сотня мигающих огоньков. По стенам развешаны целые гирлянды с белыми лампочками. Как жестоко: малышке подарили свет фальшивых звезд.
– Как в сказке, правда? – спрашивает она и похлопывает по одной из разбросанных на полу шелковых подушек, приглашая присесть рядом.
Я опускаюсь в это тряпичное гнездо, и Эми закрывает за нами дверцу.
Становится уютно, как возле костра на пляже, и я почти слышу смех младших братьев и сестер. Почти чувствую прикосновение рук Каса к моей коже.
– Смотри, – говорит девочка, возвращая меня обратно к реальности. – Я сама их сделала.
Стены покрывают завитушки и надписи. Рисунки. Неужели Эми успела нанести их сегодня? Я присматриваюсь к изображению зайца с морковкой, затем перевожу взгляд на машину, которая едет по радуге, а рядом красуется плывущий по волнам кит.
Они воплощают любовь и невинность, и
и
и
я зажимаю себе рот ладонью, стараясь не разрыдаться перед ребенком, который наверняка напуган куда сильнее меня.
Комната меняется.
Рисунки исчезают.
Меня окружает запах мочи и застарелого страха.
Доносится шепот женщины:
– Она так замерзнет насмерть.
И тут Эми прикасается к моей руке.
– Здесь живет моя сестра, – сообщает она, и я понимаю: мы снова оказались в кладовке.
Я протираю глаза и смотрю на девочку. Она заговорщически мне улыбается. Просто Чеширский Кот в облике ребенка.
– Она живет в кладовке?
– Ага. А я прихожу ее навещать. Мы устраиваем церемонии чаепития. – Эми указывает на изображение двух идущих бок о бок фигурок. Одна из них большая, другая маленькая. Они держатся за руки и улыбаются в пустоту. – Это я, – комментирует собеседница, дотрагиваясь пальцем до маленькой фигурки. – А это моя сестра.
– Как ее зовут?
– Джессика. Правда, красивое имя? Прямо как у принцессы.
– Очень красивое, – соглашаюсь я. Интересно, вторая девочка осталась в поселении?
– Хочешь нарисовать что-нибудь в моем убежище? – Эми улыбается и нашаривает среди подушек коробку цветных карандашей.
Я отыскиваю свободное пространство над головой собеседницы и принимаюсь за изображение лилии, стараясь припомнить штрихи наброска Карлы. Добавляю несколько побегов и листьев, а затем отдаю обратно карандаши. Моя талантливая сестра пользовалась почти такими же, хотя упакованы они были по-другому.
С каждым днем, проведенным здесь, я все сильнее отдаляюсь от прежней жизни.
– Как красиво! – восклицает Эми. – Научишь меня так рисовать?
– Угу, – под нос бормочу я. Дыхание становится прерывистым, головная боль усиливается.
Они могут вернуться в любую секунду. Чувство безопасности, которое дарила кладовка, тут же исчезает.
Когда я вываливаюсь в комнату, девочка следует за мной по пятам.
– Не бойся монстров. Они ни за что не сумеют сюда проникнуть.
Монстров.
Для меня это слово означает Джинни и правительство.
Чувствую внезапное желание убежать отсюда, вернуться в свою комнату и накрыться с головой одеялом. Спрятаться. Но нужно быть сильной ради Эми. Нужно помочь ей так, как никто не поможет мне. Нельзя ее напугать.
– Пожалуй, мне пора ложиться спать, – произношу я. – Да и тебе тоже.
– Ты заправишь одеяло?
Я укрываю малышку трясущимися руками. Она закрывает глаза.
– Спокойной ночи, Пайпер, – сонно улыбается она мне.
И тут меня осеняет: я видела Эми на фотографиях в гостиной. На тех двух, где она каталась на велосипеде. Она – это девочка с отсутствующим передним зубом. Только сейчас вырос новый.
Я пытаюсь пожелать ей спокойной ночи, но не могу издать ни звука.
Выйдя в коридор, осторожно закрываю за собой дверь. Стоит полнейшая тишина, лишь кровь шумит в ушах.
Стараясь ступать тихо, я прокрадываюсь вниз по лестнице, беру фотографии Эми и второй девочки с каминной полки, прячу их под футболку и возвращаюсь к себе в комнату.
Затем включаю настольную лампу и рассматриваю изображения. Моя новая знакомая улыбается в объектив и прижимает к себе куклу с ярко-синими волосами. За спиной раскинулся дуб, похожий на тот, что рос возле нашего дома. На другой фотографии девочка высовывается из неглубокого бассейна и взбивает веер брызг. У нее длинные светлые волосы и голубые глаза.
Это я.
Я поняла это еще тогда, когда впервые увидела снимки, но не поверила глазам.
Женщина каким-то образом сумела украсть наши детские изображения и поместила их в рамки, желая обмануть нас, заставить поверить, что здесь наш дом.
Но это не так.
Я решаю оставить фотографии и ставлю их на комод.
Не только Джинни может играть в эти игры.
Глава двадцать первая
До
В спальню из коридора пробивается вой сирены. Я сажусь на постели и включаю фонарик, который держу на всякий случай под подушкой.
– Сошествие тьмы, – грохочет в громкоговорителе голос отца.
– Мне страшно, Пайпер! – всхлипывает Беверли Джин, откидывая одеяло и забираясь ко мне на кровать.
– Это всего лишь учебная тревога, – заверяю я, обнимая сестру. – Но нужно спешить.
Она ждет возле двери, пока я достаю из колыбели Милли. Малышка на мгновение вскидывает головку, но затем снова засыпает у меня на плече.
– Карла! – поторапливаю я несносную девчонку, которая лишь натягивает выше одеяло. – Нужно идти!
– Дурацкая тренировка, – бормочет она. – Я устала.
– Мы все устали, – отвечаю я, увлекая сестер к лестнице. Мальчики встречают нас внизу, протирая глаза.
– Смирно! – командует Томас, завидев спускающуюся матушку. Мы следуем за ним на улицу и направляемся к скамейкам перед дубом.
Там нас уже ждет отец. За его спиной стоят несколько мужчин с перекинутым через плечо оружием. Томас занимает место рядом с ними и выпрямляется. Должно быть, его гордость от пребывания в Коммуне вернулась, и я с облегчением выдыхаю.
«Из вас получится отличная пара».
