Вдруг из коридора доносятся тихие всхлипывания. Сначала я думаю, что у Карлы вновь появились проблемы с месячными, но она посапывает в своей кровати. Я осторожно открываю дверь и вижу Генри, который свернулся клубком на полу, а по маленькому личику ручьем катятся слезы.
– Что случилось? – шепотом спрашиваю я, прижимая братишку к груди.
– Я обмочился.
– Ничего страшного, дружок. Я все быстро застираю.
Мы на цыпочках пробираемся в ванную, обходя скрипучие половицы, чтобы не разбудить тетушек, которые не потерпят запачканных простыней и накажут за оплошность. Я помогаю Генри переодеться в чистую пижаму, меняю постельное белье и укладываю мальчика. Кровати Томаса и Каспиана пусты. Старший из братьев сегодня отправился в дозор один и отказался от помощи Карлы.
– Сладких снов, – шепчу я, целуя в лоб малыша. – Я очень тебя люблю.
– Меня теперь накажут? – спрашивает он, глядя на меня.
– За что? За то, что обмочился?
– Ага, – голос Генри дрожит, и я наклоняюсь, чтобы обнять его.
– Никто тебя не накажет. Все будет в порядке. Я не дам тебя в обиду. Никогда и никому.
Какое-то время я прижимаю его к груди, поглаживая по спине, пока братишка не начинает посапывать, затем осторожно укладываю его в постель и накрываю одеялом, поцеловав напоследок светлые мягкие волосы, которые пахнут мылом и приятным детским ароматом.
Потом собираю грязные простыни, прокрадываюсь на задний двор, где находится пристройка, наполняю таз водой из колонки и добавляю чуть-чуть порошка: достаточно, чтобы отстирать белье, но не слишком много, чтобы тетушки не заметили уменьшения количества в коробке. После этого принимаюсь опускать ткань в воду, пока не появляется пена, и начинаю возить по поверхности стиральной доски вверх и вниз. Ритм действует успокаивающе. Стоило накипятить горячей воды, но я слишком для этого устала.
Я уже развешиваю простыни для просушки, когда звук шагов заставляет меня выронить прищепку.
– Что тут происходит? – спрашивает Кас, появляясь из тени деревьев.
– Как ты меня напугал, – шепчу я, прижимая руку к груди. – Генри обмочился. Я ему помогала все привести в порядок.
– А я приготовил для тебя сюрприз, помнишь? Все еще хочешь его увидеть?
Я бросаю взгляд на темные прямоугольники окон, ожидая, что в любой момент тетушки поднимутся из своего подвала и застанут нас не в постелях. Хотя в последнее время нас не слишком-то строго заставляют соблюдать необходимый распорядок.
– Вероятно, лучше перенести прогулку на другой день. Мы можем понадобиться Генри.
– Конечно, я понимаю. – Лицо Каса становится несчастным. – Значит, в другой раз.
Он разворачивается к дому, но тут меня словно что-то заставляет схватить парня за руку и молча кивнуть, выражая согласие на прогулку. На его губах расцветает улыбка, настолько ослепительная, что затмевает луну.
Мы быстро, но тихо обходим дом и палатки во дворе, направляясь через рощу в сторону автодрома.
Между двумя деревцами натянута белая простыня. Прямо перед ней на перевернутой картонной коробке установлен старый кинопроектор родителей. Позади виднеется сетчатое ограждение, но я стараюсь не обращать внимания на поджидающий снаружи Внешний мир, полный отравляющих веществ.
– Раз нам нельзя отправиться в город, чтобы посмотреть фильм, я решил доставить кинотеатр сюда.
– Серьезно, Кас? Это уж слишком. – Я не спрашиваю, с какой стати он вообще хочет ехать в город.
– Я чувствую себя виноватым за то, что произошло на озере в тот день, когда Анжела накричала на тебя, будто ты совершила что-то плохое. Но это не так. – Он откидывает со лба взъерошенные волосы. – А еще хочу попросить прощения, что вел себя так странно в последнее время. Я злюсь на брата, на Кертиса, на рабочих. Но не следовало вымещать все это на тебе. Ты не заслуживаешь подобного обращения.
Я улыбаюсь ему.
– Ну так что, посмотрим кино? Я раздобыл попкорн. – Парень достает из сумки пластиковый контейнер. Подобное лакомство я пробовала в последний раз еще в детстве.
Набрав горсть, я набиваю рот драгоценным угощением, вдвойне благодарная за еду.
– Как тебе это удалось? – едва разборчиво интересуюсь я. На языке тает маслянистая хрустящая сладость.
– Пришлось попотеть.
– Пожалуйста, только не говори, что ты украл попкорн из шкафа тетушек, – кинув на приятеля испытующий взгляд, умоляю я.
– Не беспокойся об этом, Пайпер. Просто наслаждайся моментом. – Кас выуживает из сумки две фигурные бутылки с колой и протягивает одну мне.
– Что будем смотреть? – я открываю газировку.
– Я знаю, что тебе нравятся фильмы ужасов.
– Зато тебе – нет, – напоминаю я. – Когда я заставила тебя посмотреть «Психо», то ты так и просидел почти все время с закрытыми глазами. Не забыл?
– Сегодня речь не обо мне, – возражает парень. – Я включаю «Ночь живых мертвецов» – единственный по-настоящему страшный фильм из тех, что удалось найти. – Он запрыгивает на капот лимонно-зеленого аттракционного электромобиля, который стоит прямо перед самодельным экраном. Я забираюсь рядом. Наши плечи соприкасаются, заставляя все внутри меня кричать об опасности и подталкивая уйти, сбежать, сделать то, что ожидают от послушной дочери родители.
Но я этого не хочу.
– Не обязательно было все это устраивать, – шепчу я, опустив голову.
– Конечно же, обязательно.
– Я в восторге, Кас. Спасибо.
Он делает глубокий вдох и произносит:
– Я не могу перестать думать о тебе, Пайпер. Переживать за тебя. – Сердце замирает в груди. Я боюсь пошевелиться. Кас берет меня за руку. Его пальцы теплые и сильные. – Я счастлив только тогда, когда ты рядом, – выпаливает он. – Я брожу здесь, и все кажется черно-белым. Но только до тех пор, пока не замечаю тебя. Словно только ты помогаешь мне видеть цвета. Ты единственное хорошее и правдивое, что есть во всем этом проклятом месте. Лишь ты придаешь моей жизни смысл, Пайпер. Вы с Томасом и остальными детьми. Не тетки. И даже не Анжела с Кертисом.
Я прикусываю нижнюю губу, стараясь сдержать слезы.
– Зря я это сказал? – тихо спрашивает он меня, не получив ответа.
– Не знаю. Отцу, вероятно, это бы не понравилось.
– Тогда хорошо, что его нет поблизости бо́льшую часть времени.
Кас наклоняется, приподнимает мой подбородок и нежно целует. Его губы теплые, мягкие и немного солоноватые от попкорна. Я смотрю на парня, его же глаза закрыты, длинные темные ресницы лежат на щеках, как паучьи лапки, такие же тонкие и одновременно пугающие.
Затем я тоже опускаю веки, и тут его язык осторожно касается моих губ, заставляя их приоткрыться.
