Меня пронзает разряд молнии.
Когда зрение пропадает, поцелуй становится более ярким, сосредоточенным на единственном ощущении, которое имеет значение. Которое теперь всегда будет иметь значение. Кожа покрывается мурашками, а сердце бьется так громко, что его наверняка слышит даже Кас.
– Ты у меня первый, – шепчу я, прислоняясь лбом к его лбу.
– Первый?
– С кем я целуюсь.
– Для меня это тоже впервые. – Он обнимает меня за плечи и притягивает ближе к себе, затем щелкает по проектору.
По моему телу будто струится электрический ток.
Сверчки выводят свою летнюю симфонию, а светлячки летают вокруг, то вспыхивая, то угасая. Кас снова меня целует, на этот раз жадно, словно испытывая голод.
Абсолютно не похоже на то, что было раньше. Возможно, все дело в том, что второй поцелуй является намеренным, в отличие от первого, который иногда выходит случайно, под воздействием момента. Но это, это нечто настоящее. Я чувствую не только пронизывающие меня разряды молний, но и полную безопасность. Будто раньше бродила в лесу и только теперь оказалась дома. Я забираюсь к Касу на колени и молчаливо проклинаю все те дни и ночи, что мы провели вдвоем, не подозревая о целом мире, упуская миллионы возможностей прикасаться друг к другу.
Думаю, меня всегда тянуло к парню именно так, просто я не могла признаться самой себе.
Теперь же назад дороги нет.
Каспиан проводит ладонями по моим плечам и вытаскивает ленту из волос, которые тут же рассыпаются по плечам. Он пропускает длинные пряди между пальцами, берет один локон и подносит к губам. Затем просовывает руку под мою футболку и касается живота в том месте, где змеится шрам от аппендицита.
По спине пробегают мурашки, и я ощущаю прилив вины.
– Может, не стоит этого делать? – шепчу я.
– Почему нет? Ты не хочешь?
– Отец говорит, что это отвлекает нас от истинной цели и делает слабыми. А мы не должны этого допускать.
– Когда я прикасаюсь к тебе, то чувствую себя сильным, как никогда. – Кас берет меня за руку и целует внутреннюю часть запястья. Тепло его губ на коже утихомиривает все сомнения и отвечает на вопрос, который я сама не осознавала, что задаю.
– Я тоже, – откликаюсь я дрожащим голосом и наклоняюсь, чтобы поцеловать парня. Однако он слегка отстраняется и произносит, глядя мне в глаза:
– Я люблю тебя, Пайпер. Думаю, с того самого момента, как увидел тебя.
Закусив нижнюю губу, я пытаюсь сморгнуть навернувшиеся слезы. Сегодня столько всего случилось – и все же недостаточно.
Я хочу быть услышанной.
– Я тоже тебя люблю, Каспиан.
И тогда это происходит: наши тела соприкасаются, унося прочь страхи и волнения последних недель.
– Ты не против? – задыхаясь, спрашивает он.
– Нет. Я более чем за.
Я чувствую теплое и твердое тело Каса, пока он целует меня в шею, в живот, везде.
– Ты такая красивая, – шепчет он.
И сегодня я ему верю.
Сегодня я свободна.
* * *
Какое-то время мы лежим рядом. Грудь парня вздымается и опадает с каждым вдохом. Я едва могу поверить в то, что между нами произошло, и благодарна за темноту. При свете дня я ни за что не решилась бы на подобное. Между машинками по автодрому голодным тигром бродит чувство стыда, и я прижимаюсь к Касу в поисках защиты.
– Тебе не кажется, что сегодня звезды особенно прекрасны? – спрашиваю я. Их свет проникает сквозь крону деревьев у нас над головами. – В детстве я думала, что они сломаны.
– И почему же ты так думала? – со смехом интересуется Кас.
– Потому что они мигают. Мне казалось, что это перегорающие лампочки.
Он ненадолго умолкает, а затем глубоко вздыхает, проводит рукой по моим волосам и спрашивает:
– Как ты себя чувствуешь? Все в порядке?
– Отлично себя чувствую. – Улыбаюсь про себя. – Гораздо лучше, чем просто в порядке.
– Иногда я ловлю себя на мысли, что нам вдвоем следует убежать отсюда и начать новую жизнь где-то еще. Там, где будет лучше, чем здесь.
– Но мы не можем покинуть Коммуну, Кас. Во Внешнем мире опасно.
– Зато там кипит жизнь, в отличие от этого места. Я видел это собственными глазами.
– Если мы сбежим, то подведем отца с мамой. А что будет с малышами, я даже представлять себе не хочу.
– Дети вырастут и покинут дом, – продолжает убеждать парень. – Именно так устроена жизнь.
– Только не здесь. Кроме того, отец сообщил, что меня скоро посвятят в члены Коммуны.
– Когда он это сказал? – с тревогой интересуется Кас.
– Прямо перед тем, как они уехали.
– Почему ты не поделилась новостями со мной?
– Не хотела тебя расстраивать, что посвящение пока ждет только меня, – пожимаю я плечами, не осмеливаясь упоминать о плане отца выдать меня замуж за Томаса.
– Это именно то, чего ты сама хочешь? Ты вообще думала о будущем?
– Я только об этом и думаю. Мое заветное желание – стать членом Коммуны и помогать менять мир к лучшему. Бок о бок с тобой. Неужели ты в состоянии представить более важную цель в жизни?
– Если бы мы сбежали, то могли бы поступить в университет, – проигнорировав мой вопрос, гнет свою линию Каспиан. – Держу пари, из тебя вышел бы отличный учитель. Ты так терпеливо обращаешься с малышами.
– Учитель? Это вроде наших репетиторов?
– Похоже, только они преподают в настоящих школах. Ты вела бы занятия в собственном классе, и на уроки ежедневно являлись бы десятки детей. Они бы слушали тебя, сидя за партами, потом выполняли бы домашние задания и писали по ним контрольные. А иногда ты могла бы организовывать для них поездки в зоопарк или музеи.
Мне сложно представить нечто подобное. У меня никогда не было собственного дела, тем более такого важного. Я видела школы в сериалах, но плохо понимаю организацию процесса. На языке вертится вопрос: должны ли учителя ночевать в собственных классах, но из боязни показаться глупой я его не озвучиваю.
– Если бы ты могла весь день делать что душе угодно, то чем бы занялась? – не дождавшись реакции, интересуется Кас.
– Пошла бы плавать, потом съела бы мороженое и поцеловала тебя.
Он нежно касается губами моих губ.
– Так? Если сбежим отсюда, можно заниматься этим каждый день. И вообще всем, чем только пожелаем.
– Перестань так говорить. Нам нельзя покидать это место, и ты сам это знаешь.
– Знаю, – вздохнув, соглашается Кас.
Нужно рассказать о запланированной между мной и Томасом свадьбе, но я боюсь.
