Я вытягиваюсь на спине, полностью занимая заднее сиденье автомобиля.
– Мне нужно к отцу, – шепчу я, чувствуя приступ головокружения.
– Ты знаешь, где он может находиться? – спрашивает женщина из органов опеки, разворачиваясь в мою сторону с переднего пассажирского места.
Я трясу головой, царапая об обивку лицо. Затем закрываю глаза и стараюсь отрешиться от всего происходящего. Однако вскоре желудок подпрыгивает, и я с трудом приподнимаюсь.
– Меня сейчас стошнит, – задыхаясь, выдавливаю я.
Машина резко дергается и останавливается.
Потом открывается дверца, и чьи-то руки вытаскивают меня наружу.
Я падаю на колени и опустошаю желудок в траве на обочине дороги, где никогда раньше не бывала.
Война началась.
Глава сорок четвертая
После
Даже звуки здесь кажутся неправильными.
Уверена, если бы я закричала, то воздух просто поглотил бы любой шум.
Перед глазами предстают четыре длинных деревянных строения с жестяными крышами и побеленными стенами.
– Это бараки, где спали члены Коммуны, – поясняет Кас. – Первые два предназначались для мужчин, а последние – для женщин.
Он берет меня за руку и проводит между ближайшими зданиями. Под ногами хрустит гравий, травы нигде не видно. К торцу крайнего строения присоединено подобие металлической клетки с откидной крышкой, откуда доносится запах гниющей еды.
Окна барака открыты, занавески трепещут на ветру, а изнутри долетает вонь застарелого пота.
Кас останавливается перед дверью, толкает ее плечом, одновременно возясь с сотовым телефоном – у него есть телефон? – пока яркий свет не заливает помещение.
– Фонарик, – поясняет парень.
Деревянные половицы скрипят под ногами. Мимо нас поспешно проносится темная тень мелкого животного.
– Я покажу, где спала моя мама, – наконец произносит Кас.
– Но отец изгнал твоих родителей из поселения, – напоминаю я. – Так что их здесь быть не могло.
– Он нам соврал, Пайпер. Они жили тут все это время, – печально качает головой он, и я хватаю его за руку, пока луч фонарика мечется по незастеленным кроватям, полуразвалившимся комодам и ветхим тумбочкам. В застоявшемся воздухе летают клубы пыли. На одной из пустых стен одиноко висит оправленная в красивую раму фотография отца.
– Вот здесь находилось ее спальное место. – Кас останавливается перед одной из кроватей. – Полиция нашла под подушкой наши с Томасом детские фотографии. Мама потом рассказывала, что думала о нас каждый день и радовалась, что мы живем в личном имении Кертиса. Члены Коммуны постоянно соблюдают пост, чтобы очистить тела и души, но она хотела, чтобы мы с братом получали достаточно еды. – Он переводит луч фонарика на соседнюю постель. – А здесь спала Анжела.
– Разве она жила не с отцом? – недоверчиво смотрю я на хмурого парня.
– У Кертиса был отдельный дом. Иногда туда приглашали Анжелу, иногда – других женщин. Полагаю, зависело от настроения.
Слова Каса врезаются в меня, заставив отшатнуться.
– Хочешь сказать, у отца было несколько жен?
– Законно он оформил брак только с Анжелой. Но наверняка занимался сексом и с другими женщинами из Коммуны.
Я подхожу к маминой кровати, от которой доносится знакомый слабый запах лосьона, и сажусь, опасаясь иначе упасть в обморок. Не представляю, как такая стильная женщина могла обитать в этом печальном и убогом бараке.
– А где же все ее модные платья и обувь?
– Может, Анжела хранила их в поместье Кертиса? – пожимает плечами Кас.
– Она часто упоминала собственный бизнес. Это тоже было ложью?
– Ага. – Парень садится рядом со мной и ободряюще обнимает. – Мне очень жаль, Пайпер. Родители Анжелы после смерти оставили ей много денег, но она все отдала Кертису. Большинство членов Коммуны переписывают на его имя все свои сбережения и собственность. Мои родители тоже так поступили, поэтому сейчас вынуждены брать деньги в долг, чтобы платить за съемную квартиру.
Я вскакиваю с кровати. Все эти годы я представляла, как матушка летает по миру и управляет огромной компанией. Воображала, как отец разгуливает по зеленым лугам фермы и помогает остальным людям обрести смысл жизни. Возле лица вьется муха, и я отгоняю ее взмахом руки.
– Идем отсюда, – шепчу я, чувствуя необходимость выбраться из этого душного помещения, где горькая правда впивается в кожу.
Кас освещает нам путь и вскоре выводит из здания наружу. Мы бредем вдоль бараков до тех пор, пока не оказываемся на открытой площадке с большой деревянной башней в центре, побеленной, как и остальные строения. На передней части крупными буквами сделана надпись:
Коммуна – это истина.
Коммуна – это надежность.
Лишь в Коммуне можно обрести безопасность.
Меня поражают ее размеры и значение. Это то, что я потеряла. То, кем могла стать.
– Сторожевая вышка, – комментирует Кас. – В качестве охранников по очереди выступали все обитатели поселения. В точности как Кертис поручил нам нести вахту в парке аттракционов. – Он смотрит на меня, но я не в состоянии оторвать взгляд от надписи.
Справа от башни находится большая сцена. Перед ней расставлено несколько столов.
– Здесь Кертис читал проповеди. Адвокаты рассказывали, что он научился этому у своего отца-священника.
– Адвокаты? – едва слышно переспрашиваю я.
– Те, которые ведут дело Анжелы. И теток. – Кас забирается на сцену и принимается ходить по ней, поглядывая вниз на ряды столов. – Самого Кертиса пока не нашли, но все равно хотят выдвинуть обвинения.
– Но матушка не сделала ничего плохого, – слабо протестую я.
Приятель спрыгивает вниз и подходит ко мне.
– Пайпер, она сотворила множество ужасных вещей: помогала мужу обманывать людей. Обманывать нас. Держала взаперти в доме у озера. Подмешала тебе в напиток наркотик. – При этих словах его синие глаза гневно вспыхивают. – А еще они похищали людей. Именно поэтому Томас обратился в полицию. Он подслушал, как тетки обсуждают прибытие еще одного ребенка из Внешнего мира, и просто не мог этого допустить.
– Нет, Кас, нет, пожалуйста, – отчаянно мотаю я головой. – Как ты можешь такое говорить? – чувствую, как начинаю заикаться. – Они любили нас. И что бы ни произошло, это было ради нашего же блага. Они любили меня. Я их дочь…
– Может, и так. Но это не оправдывает их поступков.
Я складываю руки на коленях и разглядываю их, размышляя о спутанных детских воспоминаниях и о найденной видеокассете с Джинни и Джесси.
Внезапное озарение ослепляет, словно молнией.
