— Поэтому на вашем фильме «Доля ангелов» зал постоянно взрывается смехом…
— В каком бы отчаянном положении мы ни оказались, мы всегда найдем, над чем посмеяться. Мы всегда так поступаем.
— Как получилось, что вы решили снять документальный фильм «Дух 45-го»? Вам недостаточно игрового кино для самовыражения?
— Понимаете, мне уже давно хотелось рассказать эту историю. Снять фильм, который походил бы на устную историю о жизни простых людей — на записи рассказов очевидцев, но в то же время был бы настоящим документальным кино. Понимаете, это было время больших надежд. Только что закончилась Вторая мировая война, а в межвоенный период, в 20–30-е годы, в Британии была нищета, массовая безработица, в Европе поднимал голову фашизм. И теперь людям не хотелось возвращаться в 20–30-е годы. Тут еще надо учесть, что во время войны, ради того, чтобы воевать, правительство было вынуждено национализировать железные дороги и угольные шахты тоже, потому что частные компании не могли эффективно наладить снабжение углем. В те времена это считалось резонным: мол, всё надо делать сообща. Почему бы и нет? И это было время больших надежд, люди думали, что делают только первые шаги по пути, ведущему в будущее. И думаю, сегодня к их идеям стоит прислушаться.
— Я хотел бы сказать о кинохронике, включенной в фильм. Такое ощущение, что это не кинохроника, а кадры, которые сняли вы сами. У вас такая документальная манера съемок, которая абсолютно реалистична. Полное ощущение, что эту хронику в 40-е годы снимал Кен Лоуч.
— Я просто старался показать жизнь простых людей. Обычно мы видим фильмы о биографиях отставных политиков, а я хотел, чтобы прозвучали голоса простых людей, и проявить уважение к голосам простых людей. И чтобы аудитория начала уважать голоса простых людей. И прониклась бы уважением к современному рабочему классу.
— Не кажется ли вам, что в 40-х, в конце 40-х и в 50-х, рабочий класс был активнее, чем теперь? В наше время левые настроены более пессимистично…
— О да, все так говорят, но… Я считаю, что люди готовы проявить гражданскую активность. Люди просто так не сдадутся. Я знаю: и правительство, и пресса, и буржуазия любят поговорить о пассивности наших современников, но это неправда. Люди готовы защищать то, чем дорожат. Недавно у нас 25 тысяч человек вышли на улицы, чтобы отстоять одну больницу. Люди пылко защищают то, чем дорожат. Они сознают, что речь идет именно о защите. Защитить больницу, библиотеку, дом престарелых, школу, вещи, которые делают общество цивилизованным. Нет, люди проявляют гражданскую активность. Не верьте тому, что пишут в буржуазной прессе. Правая пресса равнодушна к таким сюжетам, правая пресса не хочет, чтобы люди что-то защищали.
— Значит, вы в чем-то оптимист?
— Ну-у… Оптимист ли я? Мне кажется, наступает новое время, время, когда неолиберальный проект терпит крах. Неолиберальные проекты по всей Европе подарили нам массовую безработицу, урезание зарплаты, грошовые зарплаты, эмиграцию… Настоящая катастрофа, полный крах. Так чем мы заменим эту систему? Есть опасность вернуться в старые времена, как в 40-е, когда массы жили в нищете, войны, есть опасность, что появятся фашистские диктаторы. Ну, вы много чего пережили в своей стране, вы это лучше, чем я, знаете. Плохое было время. Значит, мы должны отыскать новую модель. Мне кажется, капитализм сейчас такой… такой прожорливый, он становится рассадником фашизма, а нельзя допускать, чтобы фашизм возродился. Так что я считаю, что нам вновь следует взглянуть на модель 1945 года, интересный проект, основанный на идеях коллективной собственности и народного контроля над государственным аппаратом. Чтобы мы производили то, что нам нужно, чтобы каждый вносил свой вклад. Представьте себе, что у вас есть дети, у вас четверо детей и один или двое из них безработные. Разве это дело? Нужно всем детям дать работу, чтобы каждый мог вносить свой вклад в жизнь общества. Капитализм сейчас не может обеспечить всех работой. Значит, нужно найти другую модель и найти политическое руководство, которое согласно на нее перейти, — вот в чем вопрос. «Быть или не быть?» Вот в чем вопрос, по-моему.
«Я, Дэниэл Блейк» — еще один фильм, в котором люди борются за выживание.
— Да, это так. Сотни и тысячи людей живут в ужасающей бедности. Статистика поражает. Я не помню точные цифры. Но есть огромное количество семей, где людям не хватает еды… Не хватает либо еды, либо тепла, и нужно выбирать, погреешься ты сегодня или поешь.
— Вы снимаете фильмы в надежде, что они изменят мир?
— Здесь всё не так просто. Это всего лишь фильм. Это не политическое движение, не манифест. Это просто фильм, он рассказывает о некоторых людях и некоторых событиях в их жизни. Всё, что можно сделать, — это вызвать у людей некоторое чувство ярости или грусти, а уж что они потом будут делать, это им решать. На самом деле это история жизни большинства из нас. Ваша работа, моя работа, наша жизнь зависят от того, какие возможности перед нами открываются и как мы ими пользуемся. Наша семья, наша жизнь — экономика влияет на всё. А как управлять экономикой, определяет политика. Возьмите любого вымышленного персонажа — и он будет существовать в некотором социальном контексте. Описывая персонажа, вы описываете экономическую ситуацию вокруг него. Есть одно большое отличие от фильма «Кэти возвращается», который мы снимали… 50 лет назад. Тогда людям не хватало жилья, но существовала послевоенная социальная инфраструктура, которая защищала людей. Сейчас от нее почти ничего не осталось, так что люди сегодня намного более уязвимы. В те дни мы не думали, что кто-то может голодать, но они голодают сегодня. Ситуация с бездомными стала хуже. Возникла сознательная жестокость государства. Тогда, в 60-е, возможно, было равнодушие, теперь же они сознательно жестоки, они расставляют ловушки, в которые люди попадают. Вот в этом различие.
— Изменилось ли за время вашей карьеры ваше отношение к профессии кинорежиссера?
— У режиссеров и так слишком много самоуважения. Вот уж с этим проблем у нас нет. Скорее уж, наоборот. Надо бы побольше скромности. Статус кинорежиссера вырос, и жаль, что так вышло. Самый важный творческий элемент в фильме — сценарий. Сценарист — самый важный человек. Если есть хороший сценарий, режиссура становится намного проще. Режиссеру достается слава, награды, но прославлять следует сценариста. Для режиссера очень важны отношения со сценаристом. Нужны партнерские отношения, когда мы оба смотрим на мир одинаково, одинаково понимаем его устройство. Смеемся над одним и тем же, злимся на одно и то же, плачем над одним и тем же, когда нам нравятся одинаковые характеры. Если удается найти человека с такими же взглядами, как у тебя, — это очень большая удача. В моей жизни у меня раза два-три были такие отношения со сценаристом. Самые длительные — с Полом. Мы работаем вместе уже более 20 лет. Мы часто разговариваем, в основном, конечно, обсуждаем футбол. Но, кроме того, мы просто много болтаем. Из этих разговоров иногда рождаются какие-то идеи. Какой-то набросок, персонажи. Мы их обсуждаем, потом он пишет первый набросок сценария, потом второй — так работа и идет. Но писателю принадлежит центральное место. На моем месте должен сидеть писатель.
