Попала, так попала.
– Ты чем меня двинула? Кувалдой?! – прорычал блондин и сделал шаг ко мне явно с недобрыми намерениями.
– Кви-и-ик! – грозно пропищало нечто из сугроба и вцепилось в бедро посягателю на мою жизнь, защищая свою хозяйку.
А я уже позабыла о рампли, такими напряженными были последние минуты моей жизни. Однако даже после появления маленького и смелого грифона я думала о другом. По всему лесу стояли десятки фигур в черных балахонах, будто жнецы, и не шевелились. Жуткое зрелище. Только ругань Рафа и писк котенка не давали мне потерять сознание в лучших традициях исторических любовных романов.
– Чарли! Отзови свое чудовище! Отцепи это от меня! – просил блондин, но тщетно.
Фигуры в черных плащах зашевелились, начиная приближаться к нам.
– Скажи, что чернушка, это твоих рук дело? – прошептала, надеясь на положительный ответ.
– А чьих еще!
И нервное напряжение мгновенно покинуло тело. Ноги перестали держать, и я уселась прямо в тот самый сугроб, из которого до этого выскочил рампли.
– Ах, ты мелкая скотина! Пущу на омлет! – кричал на малыша темный, удерживая грифона за шкирку на расстоянии. Тот, в свою очередь, злобно щелкал клювом и шипел на обидчика.
– Он уже вылупился, – рассмеялась я.
– Значит, на жаркое! – выкрикнул Раф и только когда посмотрел на меня, заметил, что я давно не стою рядом. – Эй, Чарли, ты чего?
Я не ответила, продолжая внимательно следить за странными обитателями леса. Фигуры в балахонах медленно, но верно приближались с каждым гулким ударом моего сердца.
Глава 23. Все наоборот
– Ну ты и учудила. – Темный укоризненно покачал головой, методично и очень осторожно перебинтовывая мою ногу.
– Сами виноваты. Чуть не довели девушку до инфаркта! Кто же так пугает? – возмущалась я, сложив руки на груди, и принципиально не смотрела на темного.
– Простите, милая леди. А что именно вас так… Кхм, напугало?
Со мной заговорил один из тех в балахонах, кто ранее наступал на нас в лесу. Мужчина в возрасте с крючковатым носом и выпяченной нижней губой. Пожалуй, это даже был старик. Всего странных личностей рядом со мной было две.
– Ну не знаю! Наверное, что несколько десятков фигур в черном медленно и синхронно приближались ко мне, не произнося и звука. – Я укоризненно посмотрела на старика. – О! А еще вы достали заточенную косу!
– А эпидемии вы не испугались? – заинтересованно спросил братец жнец помоложе, всунув свой нос в наш разговор.
Я тяжело вздохнула, убрала пострадавшую ногу с лавки, так как Раф с ней закончил, и ответила:
– Мальчик мой, в тот день, когда я начну бояться порождений собственного разума, меня запрут в психушке, – поучительно произнесла и отвернулась к окну.
Признаться честно, мне было стыдно. Предрассудки из моего мира затуманили мою голову, и я со страху натворила дел. Когда группа балахонов приближалась к нам, я запаниковала. Рафаэль стоял к ним спиной и только и делал, что спрашивал, почему я так побледнела и что со мной? Блондин не видел всей картины, что творилась позади, а я не могла вымолвить и слова, чтобы предупредить его. Когда, наконец, взяла себя в руки, поднялась из сугроба и открыла рот, то оттуда вырвался лишь хрип, после чего я схватила темного за руку и припустила назад ко дворцу. Дело в том, что парни в черном достали из пол своих накидок косы с заточенными и блестящими на солнце лезвиями. Образ смерти, какой ее описывают в книгах и фильмах, так явственно предстал передо мной, что я не могла мыслить рационально.
Естественно, Рафаэль остановил меня и попытался успокоить, но я его не слушала. Когда один из незнакомцев подошел совсем близко и протянул ко мне костлявую руку в попытке то ли схватить, то ли задушить (впоследствии оказалось, что подбодрить), у меня совсем сорвало крышу. Я замахнулась и приложила фигуру в балахоне все тем же ридикюлем по голове. В результате бедный старик получил сотрясение, отбил копчик и упал навзничь, утянув меня за собой, а я перекувыркнулась, вырвалась из хватки и попала голенью прямо на блестящее лезвие косы. Стоны, адская боль, путешествие до поселения на руках Рафаэля, и вот мы уже находились в одном из домов покинутой и зараженной чернушкой деревни.
– Так это вы придумали чернушку?! – Восхищение в глазах парнишки было настолько искренним, что я рассмеялась.
– Да, мальчик. – Я не могла убрать с лица улыбку, смотря на этакого только оперившегося птенца, что все еще стоял на краю гнезда, не решаясь улететь.
– Я не мальчик! – возмутился парнишка, вставая в защитную позу и складывая руки на груди. – Мне уже сто двадцать три года!
Я поперхнулась воздухом, и закашлялась. Вот этому рыжему недоразумению в веснушках и с беспорядочно свисающими на лицо кудрями было сто двадцать три года! У меня не укладывалось такое в голове. При упоминании цифры «сто» перед глазами всплывал дряхлый старик без зубов и в инвалидной коляске, но никак не сопляк с комплексами.
– А сколько вам лет? – с детским вызовом в глазах и словах спросил рыжий.
Я даже растерялась. Вот что ответить, когда тебе тридцать только на следующей неделе, но уровень развития намного выше, чем у стоящего перед тобой сто двадцатилетнего мальчишки? Очевидно, что меня высмеяли бы, поэтому я благоразумно прикинула, сколько должно быть лет этому индивиду, если опираться на внешность и поведение, и рассчитала свой возраст согласно особенностям этого мира. Если мальчишке дать лет пятнадцать-семнадцать, то мне смело можно было говорить о третьей сотне.
– Двести пятьдесят, – с превосходством заявила я и посмотрела прямо в расстроенное лицо рыжего.
– Ты же сказал, что она несовершеннолетняя! – Топнул ногой мелкий, повернувшись к Рафаэлю.
– По нашим меркам, да. Но если брать в расчет разное течение времени и продолжительность жизни, а также период взросления, то Чарли давно состоявшаяся личность, хоть слегка и ненормальная. – Блондин улыбнулся мне, красуясь. Его взгляд так и говорил мне, что я его должница.
– И сколько вам лет в действительности? – настаивал на своем маленький паршивец.
– Почти тридцать, мальчик, – издеваясь, произнесла я. Не смогла я отказать себе в удовольствии поддеть этим прозвищем сто двадцатилетнего подростка.
– Да ты еще ребенок! Ишь, как хамит! Совсем зеленая. – Разошелся не на шутку рыжий.
Я закатила глаза, не утруждая себя ответом. Спорить с подростком было ниже моего достоинства, особенно с таким склочным. Хоть кто-то из нас должен был быть выше этого. Пока мальчишка распинался о том, что я должна его уважать, мое внимание полностью сконцентрировалось на старике.
– Полагаю, будет неучтиво спрашивать о вашем возрасте, но, думаю, это поможет мне лучше понять ситуацию целиком.
Старик улыбнулся и присел рядом со мной на лавочку. Его рука была испещрена морщинами, а кожа шелушилась и была страшно бледна. Я даже боялась, что хрупкая кость сломается, когда дедушка оперся на ладонь, помогая себе сесть.
