Снег колотил по земле, не переставая. Сумрак пронзали острые вспышки тёплого света. Рубаха и штаны промокли. И появился запах – слабый-слабый запах влажных испарений. Я невольно сжималась от каждого удара, в конце концов превратившись в сплошной судорожно скрученный комок нервов. А вспышки становились всё реже. И вслед за ними – звуки падающего снега.
Пока не прекратились совсем.
Топот – тоже. Я даже вдали его не слышала.
Посчитав до ста, я рискнула покинуть своё убежище. Осторожно разрыла снег и высунулась из ямы. Сначала – по шею, быстро обозрев поляну. Никого… Потом – встала по пояс. Да, тихо, только… Я не слышу Вёртку. Совсем.
Я быстро выбралась из ямы и огляделась. Пёс пока не казал носа. Поляну засыпало снегом, и новые сугробы, примороженные, льдисто поблёскивали. Вёртка калачиком свернулась под ёлкой… выжатая. Я ринулась к ней. Пластуном проползла под низкими ветками, протянула руку, окликнула, и она потянулась ко мне из последних сил. И с такой яростной надеждой впилась, не находя сил доползти до привычной поясницы, в мою руку, что я тихо охнула.
– Ничего-ничего… – прошептала сипло. – И не из таких переделок выбирались… Молодец. Отдыхай.
Вёртка неуклюжим шнуром обвилась вокруг запястья – не тёплая и пушистая, как раньше, а холодная и скользкая, как в тот день, когда я её нашла. Опыты – так называла паразитов мама. Первые опыты Шамира по созданию волшебного существа. Неудачные, ибо поглощать чужую силу и чаровать они могли, а вот вырабатывать свою и жить только собой – нет. И без нас давным-давно бы исчезли.
– Отдыхай, – повторила я и поползла обратно.
Выбралась. Одёрнула рукав куртки. Нашла тут же, рядом с ёлкой, свои заваленные снегом вещи. Очистила их и встряхнула. Села, чтобы обуться. И замерла с сапогом в руке.
Я не ошиблась – голодная стая действительно осталась здесь. Вся. И уничтоженная, и недобитая, и уцелевшая.
Дети зимы неспешно выходили из-за ёлок, выползали из-под низких колючих лап, выбирались из ям. Один за другим. Невысокие, с обычную дворовую собаку или некрупного волка, снежно-белые, кожистые. Острые уши. Приплюснутая морда. Ледяной гребень вдоль позвоночника. Короткие ледяные шипы вместо шерсти. Вихри снежинок вокруг лап и хвоста. Мерцающие глаза – цвета серебряной зимней луны, пугающие. Голодные. И с умыслом. Я бегло насчитала около тридцати штук – тех, что появились на поляне.
Тьма и все гиблые затмения, что ж это за зима-то нынче, а… Ух.
Я вскочила, отбросив сапог. Сердце, не то от азарта, не то всё же от страха, встрепенулось, сжалось и заколотилось, как одержимое. Я на одном выдохе окружила себя искрящимся вихрем. Доберитесь, если сможете… А ладони уже привычно скатывали из новых искр «ножи». Клубок – блин – «колбаска» – стержень, невольно вспомнилось из детства. И – в цель.
Первый «нож» вошёл в ближайшего смельчака, как в подтаявшее масло – точно в глаз. Тварь, не издав ни звука, рухнула на поляну кусками снега. А её место заняла следующая. И следующая. Мне хватило десяти «ножей», чтобы понять – не справлюсь. Они не боятся и убегать не собираются. Не реагируют на «смерти» и молча заполняют бреши в своем снежном кольце, плотнее сжимаясь вокруг меня.
Двадцать уложу, но двадцать первый доберётся… Или сила снова плеснёт через край, обернувшись против меня.
Проклятые недознающие… Дурные хладнокровные… Лезут в такие вещи, в которых ничего не понимают…
Или, наоборот, понимают слишком много?..
Дети зимы не уносились прочь привычной лавиной. Не врезались в препятствия, обращаясь в снег. Они вели себя как живые звери. Как малоразумные хищники. У которых есть явная цель.
Я.
Или просто первое подвернувшееся под лапу живое существо?.. В которых они отродясь не нуждались, как не нуждались в охоте, добыче и пропитании вообще?..
Опустившись на одно колено, я из последних «безопасных» сил сотворила солнечное кольцо. Яркий круг света вспыхнул вокруг меня и распустил в разные стороны хрупкие лучики солнечного тепла. Стая даже не дёрнулась, продолжая неспешно напирать, сужая кольцо. Прищуренные глаза, ледяные зубы, мороз из оскаленных пастей… мороз по коже. Впервые за долгое время я ощутила неприятный холод… надеюсь, просто страха.
Их осталось десять, когда я поняла, что всё. Больше никаких чар, ни одной искры. Я не устала, сила не закончилась, но вместо поляны вдруг так ясно увиделась Гиблая тропа – мёртвое сумеречье и чёрные, словно сожжённые ели, – что, метнув очередной «нож», я опустила руки, боясь браться за следующий. Вихрились искры, сияло обережное кольцо – остаётся только защита…
И пёс. С глухим ворчанием он выскочил из ямы прямо позади остатков стаи, и я вдруг поняла, что он не серый, нет. Он седой. Старое, по-настоящему древнее существо. Но по-прежнему способное драться. Рвать когтями, прихлопывать мощными лапами, перегрызать снежные глотки клыками. И жалкий десяток разрозненных тварей ему нипочём.
Стая, наверно, впервые за века своего существования, развернулась. Почуяв угрозу, твари одна за другой рвали круг, отворачивались от меня, бросались на пса. Стайка дворовых шавок против благородного хозяина леса. Первого пёс раскроил на части одни ударом лапы, второго отшвырнул к дереву, третьего, изогнувшись, перекусил пополам и сплюнул шипами. По седой шерсти потекла струйка крови.
А я… смотрела. Да, моё природное солнце спит, но мое рукотворное солнце – под ногами. И оно не только обережит. Опустившись на землю, я прижала ладони к линии, закрыла глаза – и устремилась вслед за его лучами. За поляну. И на сто шагов дальше. И ещё на сто. И лишь когда убедилась, что зима вручила все свои сегодняшние «подарки», помогла псу.
– Ложись!.. – крикнула хрипло.
Пёс шустро нырнул обратно, в свою яму. А рукотворное солнце взвилось к чёрным небесам и взорвалось с ослепительной вспышкой. Оставшуюся пятёрку смыло мощной волной тепла.
Всё.
Я плюхнулась на снег и обулась. Попыталась. Руки дрожали, и натянуть первый сапог получилось не сразу. Зашнуровать его – тоже. А куртку ещё и выкапывать пришлось, как и сумку.
Пёс подошёл, чуть прихрамывая. Сел рядом, и меня накрыло таким теплом… Он был как огромная раскалённая печка. И впервые со времён Гиблой тропы я снова почувствовала себя замёрзшей. Мокрые вещи, пронзительный сырой холод – и неожиданная, непривычная усталость.
А ведь календарно, по правилам, зима ещё не началась – и хвост моей «знающей» осени, поди, мешается. А я чарую смело едва ли не каждый день – и каждый раз на грани Гиблой тропы…
Надо передохнуть.
Вокруг меня по-прежнему кружили мелкие защитные искры. Несколько я поймала, впитав в себя и согревшись, а остальные сжала в кулаке и повернулась к псу:
– Если не страшно… давай подлечу.
Пёс опустил ко мне окровавленную морду с разорванными губами. Я сложила ладони лодочкой, пёс зажмурился и сжался от брызнувшего света. Раны от шипов быстро затянулись, оставив после себя лишь запёкшуюся кровь на седом «воротнике». И ещё пара капель чар осталась для прокушенной передней лапы. И пара искорок, чтобы подсушить одежду и обувь.
