В душе вскипело раздражение. Какое твоё дело…
– Слушай, – я взяла второй блин и постаралась, чтобы мой голос звучал спокойно, – если подозреваешь в нехорошем, то накатай жалобу в общину. Осна-де занимается непонятно чем. Куда-то лезет, что-то делает и ничего не рассказывает. И чем-то непонятным владеет. Напиши-напиши. И направь её моему наставителю – это Ветрен. Или своей наставительнице Снежне. Или сразу всем нашим общинным Мудрым. Только от меня отстань, а? Ты мне не наставитель и не Мудрый, и я ни о чём тебе рассказывать не обязана. И если что, то умыться – вон там, – я указала на скрытый в сумраке рукомойник у двери.
Зим недовольно засопел, но крыть-то нечем. Он встал, подтянул штаны и отправился умываться. Я же быстро допила чай, ибо делить стол с Зимом и терпеть его подозрительные взгляды надоело. И пока знающий завтракал, завернула в полотенца пирожки и зелень – в дорогу.
Норова пришлось будить – чары осени легли на дорожную усталость крепко, и извозчик долго не хотел просыпаться. В конце концов Зим просто выволок его во двор, в сырой мороз, где парень быстро очухался. И очень быстро поел. И мы покинули гостеприимную «потеряшку» ещё до рассвета.
Пёс сторожил сани и, судя по расслабленным движениям, неплохо выспался. Мы заняли привычные места, и я наконец позволила себе задремать, зная, что Вёртка разбудит. Ехать-то осталось – всего ничего. Метели не случилось, и расчищенная Зимом дорога вилась меж древних елей скользким полотном.
А сквозь дрёму я подумала… Мы ведь такие же, как он – наш потерянный дом. Об искрящих ходят слухи, но в нас мало кто верит. Никто не знает, где мы находимся… и когда найдёмся (и найдёмся ли вообще). Мы появляемся внезапно, чтобы помочь – и исчезаем, стоит человеку отойди от нас на сотню шагов. И после становимся легендами. Старыми сказками, рассказанными ледяным зимним вечером у жарко натопленного очага.
Я остро запомнила момент прощания. Я шла последней и у стены елей обернулась, чтобы увидеть, как «потеряшка» бледнеет и тает, словно догорающая свеча. Только что дом поражал своими размерами – и вот уже не осталось ничего, кроме утопающей в сугробах поляны. Даже следа… даже тени на снегу.
И мы не только потерянные. Мы… пустые. Вроде бы готовы для жизни – Шамир вложил в нас много разного и интересного, – но пустые. Неиспользованные. Наша странная, опасная, всесжигающая сила так и не дала нам возможности понять, зачем. Зачем мы были созданы именно такими. Большинство из нас просто не доживает до момента озарения, а остальные – слишком боятся рискнуть… и недожить.
Да, вроде бы мы – солнце… Но все попытки светить и греть приводят только к одному – к Гиблой тропе.
Из-за наплыва мрачных мыслей я проснулась и попыталась отгородиться от них мыслями полезными. Смотрела на заснеженные леса, вдыхала морозный воздух и соображала, как быть дальше.
Мальчик-пишущий. Дорог. Конечно. На первом месте. Горда, куда бы ни бежала, найдётся. Отыщу за любым пределом. У парнишки, в отличие от беглянки, времени в обрез. Каждый день на счету. И с его помощью можно попасть в дом Мирны и просмотреть записи.
«Забытое всегда возвращается…»
Да, записи нужны. Очень.
После… нет, не Горда. Но это мелкое дело, которое не займёт много времени. Но очень важное.
Насколько я знаю, их трое – знающих старой крови.
Травна – летница, говорящая. Особенность силы говорящих вынуждает их постоянно молчать, поэтому Травна работает в наших кладовых. Перерывает бесконечные горы старых летописей и книг, чтобы привести их в порядок и найти что-то стоящее, чему бы и наставители обучились, и новички.
Дремень – осенник, пишущий. Мы с ним оказались в знающих примерно в одно время, обучались у одного наставителя и даже немного общались. Но я давно, очень давно ничего о нём не слышала.
Третьей старой кровью была Снежна, но, думаю, Зим об этом даже не подозревал. Снежна – тоже пишущая, очень старая знающая. Она входит в число Мудрых – знающих, которые управляют общиной. Но ей писать не буду – не того я полёта птица. Пока – не буду. Посмотрю по обстоятельствам.
А вот первым двум… Дремню напишу как приятелю. Он догадывается, что я – тоже старой крови, но никто, кроме искрящих, не умел различать оттенки «тепла» и выяснять, где кто. Поймёт. А Травне задам наводящие вопросы – о сгустках, убитом летнике – Видене, злой зиме, личностях беглянок… Тоже поймёт. И раскопает нужное, и своих предупредит, и мне совет полезный подкинет.
А уж потом – Горда.
Правда, есть у меня одно нехорошее подозрение под названием «воронка». Если она знает, что я иду по следу, то может сама запустить её в любой момент. И вместо живой крови мне достанется ледяная. Из которой потом даже посмертную тень не сотворить.
Да, припугнуть её было и правильно, чтобы зашевелилась… и неосторожно. Но кто бы знал, что они, эти хладнокровные, так хорошо соображают в чарах старой крови – и в чарах против старой крови…
Остаётся надеяться, что «воронки» нет. И соблюдать осторожность. И обязательно отделаться от Зима.
Наметив цели, я успокоилась и наконец уснула.
Чтобы проснуться от резкой остановки. Неужели очередная гадость зимы?..
Я высунулась из полушубка и встала. И выдохнула. Нет, хвала Шамиру… Просто день клонился к закату, и мы добрались. Солнце зависло над горным гребнем – вот-вот упадёт, погружая мир во мрак. Небо полыхало степным пожаром – горячее золото мешалось с тонкими серыми облаками. Лес закончился. Впереди, насколько хватало глаз, дикие неприступные скалы опасным навесом. А позади…
Невольно оглянулась и сглотнула. Белоснежное бугристое поле, далёкая полоса леса – и необъятная чёрная туча. Она ползла на нас медленно, подгоняемая морозным ветром, и заполняла всё небесное пространство, безжалостно поглощая закатное золото.
– Ось, – Зим заметил, что я проснулась, и торопливо махнул рукой, – выбирайся. Ущелье так замело, что пробиваться будем с боем. И пешком.
– А сани? – возмутился Норов.
– Протащим, – огрызнулся знающий. – Если повезёт. А нет, так община заплатит. А вот кто оплатит твою жизнь, если не успеем?
Хороший вопрос…
Извозчик тоже сглотнул, нервно поправил шапку и покладисто кивнул. Я выбралась из саней и первой отправилась к ущелью. Вёртка, как ты?.. Набралась сил? Немного? Всё равно будь настороже. Может, придётся незаметно помогать.
Над входом в ущелье нависал страшный валун – огромный, слоистый и бугристый, закутанный в снежную шаль и с «колпаком». А за ним – сплошное чёрно-белое безветренное месиво. Неровные стены гор, покрытые снегом выступы и сугробы-сугробы-сугробы… И где-то, тихо-тихо, едва слышно, журчал невидимый ручей.
Я посмотрела наверх, на заснеженные выступы, и невольно сжала в ладонях искры. Если о «ногах», то бишь о проходе, позаботится Зим, то я присмотрю, чтобы наши головы не обзавелись «колпаками».
