– Нынче летом, двое, женщины, – ответил за толстяка хозяин постоялого двора. Пододвинул стул и сел рядом. – Звать вас… обычно никак, и они не назвались. И между собой молчали. Одна пожилая, худая, вторая – рыжая, высокая, молодая, кра… – и осёкся под неодобрительным взглядом жены.
А она закончила:
– Приехали с запада, с Солнцекрасного. Долина-то наша, Солнечная, небольшая, сразу видно, кто да откуда. Переночевали, услышали мертвяков да поутру на озеро отправились. И не вернулись. После них затишье было, чали, до осени. Мы обрадовались, да зря. Единожды оставили городские врата открытыми на ночь – осенняя ярмарка начиналась, гости наезжали…
– А дальше? – я уже догадывалась, о чём услышу.
Мы эту парочку давно ищем, но они как в воду канули. Причём не этим летом, а прошлой зимой. В последний раз их видели в южных пустошах, и с тех пор…
– Дальше? – хмыкнул толстяк. – А наведайся в лазарет, что в третьей башне. Внизу покои, а под ними – подвалы, ледники. Они до сих пор там – те, кому не свезло. Лекарь заморозил – знающим показать. Да наш староста и слышать о вас не хочет. Не было таких бед прежде, – добавил с нажимом. – Не было, чали. Мы и врата закрываем, и обереги пользуем, и света мало жжём после заката…
…но всё равно боимся, читалось на лицах четвёрки. Разговор, как и моё дело, принимал неожиданный оборот.
– Схожу, – я допила чай и встала, – и к лекарю, и к озеру. Будьте добры, соберите обед и ужин, – повернулась к хозяйке. – И не ждите на ночёвку.
Она вздрогнула. Или моя юная внешность пробуждала в ней сердобольность, или боялась, как бы хуже не стало. Или всё вместе.
– Там что-то есть, чали, кроме мертвяков, – серьёзно сказал хозяин постоялого двора. – То, чего при солнце не видать, а ночью – не слыхать. Не ходи. Сгинешь.
Я качнула головой:
– Благодарю за предупреждение, чалир, но помогать вам – мой долг перед миром за новую жизнь. Который чтут не все вернувшиеся. Те женщины не от мертвяков избавлять шли. А той силы мира напиться, что пробудила голоса умерших. И показала уничтоженный город. Теперь они могут быть где угодно. Может, давно покинули долину. А может, остались здесь. В других обличьях.
– В других?.. – снова вздрогнула хозяйка.
– Это простейшая магия, чалира, – менять облик. Мы постоянно ею пользуемся, – рассеянно отозвалась я, оглядела собравшихся и мягко предупредила: – Не чините препятствий. И не ходите следом. Я узнаю. И не прощу тех, кто мешает мне делать свою работу.
Хозяева переглянулись, толстяк сглотнул, а тощий опустил глаза. И толкнул локтем своего собеседника, громко прошипев:
– Усёк, что видал я городище?..
– Да подь ты!.. – привычно огрызнулся тот.
Дальше спор я не слушала. Поднялась в свою комнатушку под крышей и замерла у окна, глядя сквозь серебристое стекло на пляску снежинок, кромку городской стены и призрачную кайму далёких гор.
Не все меченые вступают в общину знающих. Ощущение гибельного края отнимает у нас прежнюю жизнь – и право на прежнюю внешность. И даёт взамен любую новую. Но не все соглашаются помогать миру и его обитателям. Одних способность к чарам опьяняет и толкает на глупости, а другие не принимают собственную «обновлённость», ведь сырая магия усыпляет прежние уменья. И ты всё начинаешь сначала – читать, писать, изучать мир… и себя. Но не все хотят учиться. А вот вернуться к обычной жизни хотят все.
Даже я, потомок старой крови, потерявшая у Гиблой тропы не всю себя, иногда мечтаю.
Странные, в общем, это существа – хладнокровные. Теряют жизнь – злятся, получают новую, полную чар – злятся пуще прежнего и сходят с ума… Не все, но случается. Они же не привыкшие к волшбе – издревле с силой рождалась только старая, «согревающая», кровь. До Забытых у людей своих чаровников не было, и община в своё время появилась благодаря старой крови, как и первые рабочие знания. У края Гиблой тропы все равны – и те, кто с врождённой силой, и те, кто без. И знающим может стать любой разумный смертный.
Но хлопот теперь из-за таких «любых» и «разумных»…
Сняв куртку и закатав рукава рубахи, я пересчитала руны. Пятнадцать Должно хватить. Жаль лишь, что время моей силы на исходе: осень закончилась, и родной осенней магии в мире осталось немного – и с каждым днём будет ещё меньше. Я зарылась в сумку, перебирая амулеты. Сгинули, значит… Надо чаще проверять отдалённые остроги, и не раз в год, как нам велят. Всё равно большую часть времени мы проводим в дороге – болтаемся без дела в ожидании этого самого дела. Которое всегда настигает нежданно и не там, где ищешь. Вообще не там.
Я снова осмотрела руки, меченые силой. Руны чаровников не брала ни одна личина. Мои, осенние, вспухали крохотными язвами жёлтой лихорадки, покрывая огрубевшую, красноватую кожу мелкими символами от кончиков пальцев до локтей. Зимние руны темнели трещинами от мороза, весенние – рассыпались коричневыми пятнами, а летние казались солнечными ожогами. Я дотронулась до язвочки, ощущая слабую пульсацию сжавшейся в комок силы.
Ну что ж, дело – так дело…
– Вёрт? – позвала я тихо. – Вёртка, выходи.
Щипнуло копчик, и по пояснице, щекоча, скользнул мой «хвост». Высунулся из-за ворота рубахи и замер столбиком. Гибкий, пушистый, в чёрно-рыжую полоску, ни головы, ни мордашки, только искрящие огнём пуговки глаз. Мелкое существо-паразит, без поддержки чужой силы не выживающее, приползло ко мне две осени назад, когда я достигла первого порога… даже не зрелости, нет. Когда я вышла из детского возраста. И ещё сезонов через двадцать-тридцать, глядишь, смогу приманить «крылья»… если силу старой крови не перекроет окончательно сила знающего. Пока она в осенний сезон мешала работать с врождённым. Правда, и для сложных дел я не доросла… по мнению предков.
– Обыщи соседние города и окрестные деревушки, – попросила я, погладив тёплое тельце. – В долине должны быть другие знающие. Найди мне зимника. Сделаешь?
Вёртка кивнула и змеёй метнулась на пол. Нырнула в щель меж дверью и полом да была такова.
Долинные дороги сплетались в Центральный северный путь, и из общины загодя, чуть ли не с лета, сюда обязательно направляли пару-тройку зимников. Чтобы с началом снегопадов быстро помочь местным жителям с заметёнными дорогами и сразу же направить зимников на расчистку основного пути.
А я наведаюсь-ка в ледник и посмотрю, что за чудище испортило горожанам ярмарку и напугало их до запертых врат и погашенных огней.
Собравшись, застегнув куртку и перекинув через плечо сумку, я закрыла комнату и спустилась вниз. Хозяйка уже собрала харчи в узел и ждала меня.
– Не ходи, чали, – повторила она, теребя передник. – Сгинешь.
– Не сдавай мою комнату, – я сунула узел в сумку. – К утру вернусь.
Хозяйка проводила меня недоверчивым взглядом, и я услышала её сдержанно-испуганный вздох. Но объяснять ничего не стала. Если здесь об истинных знающих лишь что-то слышали, немудрено, что от меня ждут ещё большей беды. Словам не поверят. Только голове побеждённого чудовища.
