Дорог хмуро смотрит на стену, явно что-то недопонимает, но кивает.
– Пока просто посмотри и отметь, что понял, – Мирна ободряюще улыбается. – У тебя ещё есть время.
– Сколько? – мальчик щурится на закорючки.
– Мало, – не скрывает пишущая. – До излома зимы. И даже… раньше, – закрывает глаза и тихо замечает: – Зима в этом году будет ранней, сын. Неправильно ранней. И неправильной.
…и я её не увижу, слышатся мысли Мирны. Но Дорогу она ничего не говорит. Только снова улыбается.
Она уже тогда знала, что уедет в Солнечную долину и не вернётся. Потому что именно туда дела приведут ту самую искру, которая в панике едва не спалила Гиблую тропу вместе с Уводящей. И для которой нужно оставить послание – первое. И, может быть, подумалось мне, что Мирна сама из себя сделала посмертную тень. Я всегда считала, что это наше уменье, наши чары, но сейчас поняла: я мало знаю о других народах старой крови. И у них могут быть такие тайны…
– Забытые – это и выдумка, и истинность, скрытая за шелухой времени. Песчинка истории, затерянная среди небылиц… – бормочет Дорог и кривится: – Мам, зачем столько лишних слов?
– Надо, – наставительно отзывается пишущая. – Чем больше лишних слов, тем непонятнее смысл. Мы – не летописцы и не хроники, чтобы разжёвывать для незнаек события прошлого. Мы – пишущие, мы ищем пути развития истории и предполагаем, какими они будут. В этом наше дело. И важно, – она поднимает окровавленный указательный палец, – чтобы никто не догадался, что это за путь. Никто! Кроме того, кому лишние слова – не препятствие. Кто не слова глупые слышит, а образы памятью прошлого видит.
Я невольно улыбаюсь. Хитрецы-затейники…
– Ладно, – мальчик смешно морщит нос. – Я начну?
– Читай, – Мирна кивает и встаёт. – Пойду подышу. Захочешь исправить что-то – правь смело. Это набросок.
Она выходит, тихо притворив дверь, а Дорог смотрит на стену – и, кажется, прямо на меня, в упор, и повторяет:
– Через боль и слёзы, через страх и смерть сила снимет с легенд шелуху времени… – и, закрыв глаза, как в забытьи: – Не торопись. Шамир будет замедлять твой путь, добавлять тебе дел и уводить в сторону – так надо. Я не всё сказал – и я не всё узнал. А я хочу… и смогу. Он так близко – тот, начинающий. Прячется за дыханием Зноя, но иногда мне кажется, что я почти вижу… Но не вижу. Не торопись. Я дам знак, когда пора. После сразу сработает указание Немы. И вот тогда… не опоздай, Верна. Но прежде знака не пущу. Уведу в сторону. И Шамир мне в этом поможет. Так и знай.
И мы с Немой дружно вывалились из стены.
Я села, тяжело дыша. Никогда не могла понять, как пишущие это делают – и почему их слова имеют такую власть над миром. Я стала знающей больше двух лет назад – до того, как Мирна взялась за своё последнее письмо, – но она обо мне узнала. Предвидела моё появление. И уже тогда ухитрилась встроить в историю. Как это возможно?..
Впрочем, и пишущие не понимают, каким образом мы в подробностях вспоминаем то, чего никогда с нами, ныне живущими, не происходило и случилось сотни лет назад. Что было забыто, и было не с нами.
Надо чаще работать с памятью предков. Если у меня получилось уничтожить дыхание Стужи, значит, я уже не так мала и слаба, как до Гиблой тропы. Надо постоянно что-то делать, чтобы ощущать свой рост. И вообще расти над собой.
Нема села на сундук, тряхнула взъерошенной головой и взялась переплетать растрёпанную косу. А пальцы дрожали. Пару раз она молча смотрела на меня, будто хотела узнать о чём-то важном, но пока руки плохо слушались, чтобы спросить.
Я потянулась, встала и утопала на кухню. Очень хотелось чего-нибудь погрызть, и я нашла на полке мешочек сухарей. Налила из котелка чаю, добавила огня в очаге – чтобы искрами плевался, – и уселась на пол, глядя на волшебное пламя. Говорящая последовала за мной и молча опустилась рядом. За морозным окном тихо выл зимний ветер, но впервые за время холодов мне хотелось не в сугроб, а к огню.
Золотисто-белое пламя неукротимо ревело, то взлетая к каменной кладке, то стучась в стену, то протягивая к нам огненные лапы, точно просясь на волю. Искры с треском сыпались на пол и сразу же гасли… как и мы. Жизнь огня коротка, жизнь искры – ещё короче, если рисковать. И страшно ли мне? Нет. Уже – нет. Шамир сделал верный выбор. И верный ход. Оказывается, я не Гиблой тропы боюсь. Я боюсь не успеть сделать всё, что он решил на меня взвалить. И боюсь… не помочь.
– Корень… – хрипло произнесла говорящая. – Нет, не корень. Ведро в колодце. Работай воротом – и вытянешь из тьмы правду. Вы знаете все колодцы, заглянете куда угодно, и мрак вам не помеха.
Я кивнула.
«Мы доберёмся до истоков и поймём – когда началось, кем и почему…»
Нема протянула руку, и искры из пламени соткались в слова: «Если они вернутся… что делать?»
– Сжигать, – хмуро отозвалась я, – дотла. В огне брода нет.
«А если огня не хватит? – она вопросительно посмотрела на меня. – Как в прошлый раз?»
– В прошлый раз его вообще не было, – я поморщилась. – Мы жили и пели, пели и жили… Мы просто очень хотели жить. Вам не понять – вы не сгораете в один миг из-за лишнего слова, как мы от чар. Мы жили как обычные люди и старались не тревожить своё внутреннее солнце. И не умели ни нападать, ни защищаться. Когда Забытые пошли по миру, мы понятия не имели, что делать. Поэтому, как и вы, убегали и прятались. И лишь когда прятаться стало негде…
Прозрачные глаза засветились: «Значит, всё-таки кто-то из вас?..»
– Никто этого не знает, – повторила я уверенно. – В нашей общей памяти знаний об этом нет. Никаких. Мы не знаем, Нема. Мне незачем тебя обманывать. Забытые исчезли… и забрали с собой наши песни. С тех пор мы не поём, а ежедневно рискуем, приручая внутреннее солнце, – я мрачно улыбнулась. – Оно – на одной стороне Гиблой тропы, Забытые – на другой. И там смерть, и здесь. Но мы хотя бы не будем дичью. И, может, успеем сотворить чудо.
«Где её взять, Верна? Твою смелость? – говорящая вздохнула. – Мы тоже мирный народ. Живём и работаем, работаем и живём…»
– Это не смелость. Это отчаяние. Нас опять пытаются загнать в угол и уже грозят веником, – невесело пошутила я и прищурилась на огонь: – Знаешь, когда я была мелкой… Я же выросла на страшных сказках о Забытых – у нас нет детства, нас с пелёнок готовят к тому, что история повторится. И мелкой я постоянно воображала, как вырасту и приручу своё солнце. И когда Забытые вернутся – ух, я их!.. Сожгу всех до одного.
Нема улыбнулась.
– Но Забытых не было, и доставалось всей округе, – я тоже улыбнулась. – Меня даже взрослые побаивались, а дед постоянно твердил, что я плохо кончу. Почти угадал. Но мне всегда казалось, что Шамир понимает, что делает, когда творит наши души, вкладывая в каждую свои качества. Может, он уже тогда понимал… – я пожала плечами. – Поздно бояться, Нема. Мирна правильно сказала: мы должны быть вместе. В общине знающих есть Мудрые – те, кто живёт дольше всех и знает больше других. Мудрым наших народов тоже пора собраться и решить, что делать. И я даже место подходящее знаю.
