Я спустилась вниз расстроенной и разочарованной. Нет, с таким ветром мне не сладить… С таким ветром – только сидеть и ждать, когда он кончится. Но изводить себя мыслями об убегающей Горде – не дело. И коль мне не сидится…
В такое время очень удобно разведывать обстановку. Всем, кто не спит, остаётся лишь одно занятие – разговоры. Мама сказала, что сила жертвы для одного дыхания Стужи волной пошла по миру, тревожа проклятое и выманивая его из древних убежищ. О том, что сейчас происходит за пределами Солнечной долины, я не знаю ничего. А странствующий люд знает. Слухи, сплетни, выдумки, домыслы – всё сгодится.
Между стеной и первой гостевой улицей рос небольшой лесок, и, пройдя его, я оглянулась – сейчас он, белый от кончиков ветвей до стволов, удивительно походил на тот, что запомнила Тихна. Придерживая капюшон, я нахмурилась. Она ничего не помнила о предсмертном моменте – ни причины, ни места, а меня осенило тем, что это важно.
Ведь если были пишущие… Мог быть и момент целенаправленного создания конкретных знающих из подходящих людей. Людей изучить проще… да и, в общем-то, изучать не нужно. У всех знающих-людей есть огромное слабое место – трудное усвоение силы и неприятие новой судьбы. Всё. Тот, кто это понял и хоть немного разбирается в человеческих слабостях, сделает со знающими всё что угодно.
Как же я упустила-то этот момент… Меня-то он не коснулся. У меня другая напасть – конфликт двух сил, когда на один сезон вторая сила перекрывает природную. А люди…
– Возможно ли это, Шамир? – я смотрела на снежные завихрения, а видела опять лицо. – Можно ли с помощью предсказаний пишущих и указаний говорящих творить знающих… без тебя? Без твоего участия и одобрения спасать людей с Гиблой тропы?
Ветер вдруг успокоился – сник, замер. А летящий снег, весь, до последней снежинки, рухнул на землю с таким недовольным шёпотом… Возможно, поняла я, ощущая в этом «жесте» досаду и недовольство Шамира. Нет, не просто возможно – так уже не раз делалось.
И я снова вспомнила недавний сон. Зимний лес. Мальчик-пишущий. Умирающий летник. Шамир ли сделал его знающим… или нет, если о нём как о стороже дыхания знали? И не для этого ли нужен Дорог – для создания знающих? Вполне возможно. И тот знающий-летник… Да, сразу дал слабину, едва обзавёлся метками. Сразу стал лёгкой добычей. И вот вопрос…
– Не верю, что ты заставляешь людей, которые тебе служат, так мучиться, – заметила я. – Первое время – год-два – да, неприятно, но потом сила должна успокоиться. И человек – привыкнуть. Таким, как прежде, он уже не будет… но и мучиться, сгорая заживо, не должен. Или я неправа?
Ветер вернулся. Взъерошил снег, и на моё плечо легла тяжёлая «ладонь». И я поняла, что права. В конце концов, за столетия опытов Шамир обязан научиться правильно распределять силу. Перестаравшись с безлетными, он создал равновесных пишущих, перестаравшись с искрящими – тихих говорящих. И определять порцию силы для одного человека для «здесь и сейчас» проще, чем для целого народа на поколения вперёд.
Значит, сильно мучились те, кого вытащили с Гиблой тропы без благословения Шамира… Это значительно упрощает дело. Если в общине есть те, кто в сговоре с чучельником, их будет просто вычислить.
И опять вспомнился Зим. Сколько времени он работает знающим? Я появилась – он уже был. И всё ещё пьёт, да. Глушит боль или просто так, по старой памяти? Не знаю, что мне эта ниточка даст, но подёргать за неё при случае можно.
Придерживая капюшон, я отправилась обратно, размышляя, к чему остальные куски сна – Дорог и дыхание Стужи. Видимо, что-то я упустила, чего-то не поняла.
Метель снова занялась. Я подставила ей спину и, ссутулившись, побрела по заметённой тропе – до первой гостевой улицы, мимо первых постоялых дворов. И, судорожно копаясь в воспоминаниях, нет-нет да заглядывала в окна первых этажей. Но люди в большинстве своём спали, лишь хозяева суетились в обеденных и на кухнях, протирая столы и снимая пробу с завтрака.
Я прошла кольцо первой улицы, узким проулком, едва не оставив в сугробах валенки, пробралась на вторую и снова отправилась вдоль домов. Низкие, каменные, сонные, укутанные по крышу в снежное одеяло. А сугробов за ночь намело – почти под подоконники, и крыльца не рассмотреть. Местный зимник интересно работает: с дорог снег убрал – крыльцо и дверь им же и законопатил.
Вторая улица кончилась, и я не без труда попала на третью. А проулки он или не чистит совсем, или скидывает туда снег с дорог, работничек… У своего постоялого двора я остановилась и подняла голову к окну. Поесть и отдохнуть или продолжить поиски?.. Нет, последнее, что вызывал во мне чужой и грязный дом, – это желание вернуться.
Уж лучше по второму кругу всё начать, хоть снова со стены…
Уходя, я невольно обернулась, глядя на дом через плечо. На фоне остальных постоялых дворов мой был жалким и угрюмым, как столетний старик, давно лишённый семьи и заботы близких. Внешне он ничем не отличался от соседей – одна и та же форма, одни и те же камни в кладке стен, похожие покатые крыши и низкие оградки, одни и те же фонари над крыльцом и вдоль дорожки…
Но что-то в доме меня… тревожило? Вызывало неприятие?
Не знаю.
А может, дело просто в общей заброшенности, когда душе хочется заботы и уюта.
Я вернулась на первую улицу, побродила туда-сюда, проголодалась, позаглядывала в окна и наконец заметила в одной обеденной первых проснувшихся. Как следует отряхнувшись на крыльце, я зашла внутрь, сняла шубку, устроилась в уголке у окна, попросила завтрак и навострила уши.
Народу собралось прилично – две семьи, компания торговцев, несколько извозчиков. Последние уже поели и дымили трубками, сгрудившись у очага. В ожидании завтрака я зажмурилась, сосредоточилась и уловила обрывки разговора.
– …не проехать, – жаловался один. – Перекрыты все дороги. Всё замело!
– Ну, не скажи, – возражал второй. – Центральный северный-то почищенный.
– А чего ловить-то тут? – хмыкал третий. – Да неча! Торгашам, чтоб товар сбыть, в прибрежные города надо, а к ним проходу нету.
– И то верно, – вздыхал четвёртый. – Туточа не шибко-то поторгуешь. Народ на гостевом пути прижимистый. Ток гребёт деньгу, а отдавать-то не отдают. И ехать никуда не едут. Хоть зимуй тута!
– Говорят, и за центральный северный не пробиться? – любопытственно остановился рядом с извозчиками хозяин постоялого двора. С моим, кстати, завтраком. Остывающим.
– Не-а, – отозвался четвёртый.
– Даж до сердца Серединной равнины не добраться, – поддержал второй. – Я был там – рядышком, в полудне пути. Хотел на юг проскочить – там к зиме товару завсегда много, но меченые не пустили. Всех обратно ворочают. Говорят, что-то с дорогой. Не вычистить.
Я насторожилась. Если зимники не смогли справиться с дорогой… то я безнадёжно опаздываю. Либо это Горда заметает следы… либо приспешники Стужи. И даже не знаю, что лучше, а что хуже.
