Остов… Ну и имечко…
– Конечно, он не верил, – снова улыбнулся первый. – Он знал. Люди создали подземелье перед Забытыми, и им осталась малость – схоронить кое-какой… подарочек. Из прошлого. Для, так сказать, процветания будущих поколений, – и его взгляд вспыхнул лихорадочно. – Я ж не зря изображал старосту. Всё нашёл и вычислил. И нам тоже осталась самая малость.
Второй кашлянул, с неприятно-нервным чавканьем дожевал последний кусок жаркого и отодвинул тарелку. И тоже взял кружку со сбитнем:
– Ритуал кто проведёт?
– Я. А ты посмотришь со стороны.
– Сегодня?.. – снова тревога в голосе. Или – страх?
– Можно и завтра, – первый пожал плечами. – Не имеет значения, «когда». Имеет значение «обязательно». Боишься?
Второй помедлил, глотнул сбитня и неопределённо пожал плечами. Огляделся и понизил голос:
– Знаешь… Не уверен, что мы после живы останемся. Говорят, Остов всех помощников убирает. И как-то… особенно. Чтобы ничего не досталось этим… помнящим.
Первый откровенно рассмеялся:
– Блажь, дружище! Глупость глупейшая! Помнящие сдохли, и очень давно. А если и остался кто… Что он сделает – один против нас?
Я чуть не засияла от злости.
«Сдохли» – и как про вредных насекомых сказал, тон – снисходительный, ироничный. Сдохли?.. Я те покажу «сдохли»… Спалю и пепла не оставлю, скотина… Погоди, доберусь…
– А я вот не верю, – тихо заметил второй. – Когда слишком много и часто кричат «сдохли»… Точно в уши заливают и глаза отводят.
– И что с того? – весело хмыкнул первый. – Говорю же: что этот один, второй, третий помнящий – да против нас? Кончай бояться. И не забудь, что с тебя зелья. И этот, как его бишь…
– Метень? – и второй пугливо оглянулся. – Помню. Старая кровь?
– Вроде пишущий, – кивнул первый. – Хорошо бы, конечно, кого постарше, чтоб дело ускорить… Но уж кого нашли – того нашли. И давай не будем тянуть, да? Этой же ночью и покончим. Хорошее время – пурга, ветра. Никто никуда не дёрнется и ничего лишнего не заметит. Чары нужные, опять же, наконец-то прибыли. А после поздно будет, – и снова лихорадочные огоньки в глазах. – И людей как раз много. Даже больше нужного.
Мне вдруг стало страшно и очень зябко.
Подземелье.
Жертва из старой крови.
Нужные люди.
Не надо иметь много ума, чтобы понять.
Я же вас, сволочей, сама на жертвенник положу и скормлю дыханию (в лучшем случае), если оно пробудится…
– И не бойся Остова, – первый с грохотом поставил кружку на стол и поднялся, – нужных людей он ценит. Оберегает. Чарами разными и полезными снабжает. Люди ему нужны, в отличие от этих ископаемых, помнящих. Не бойся. И приветит, и защитит, и деньги хорошие заплатит. Сделаем дело – и на юг. Сам убедишься.
Второй нервно кивнул.
– Жду, дружище, – первый походя хлопнул его по плечу. – Место знаешь. Не тяни. Быстрее сделаем – быстрее освободимся и деньги получим. И новое интересное дело, – и подмигнул.
– Так вот ты… зачем взялся, – вяло фыркнул второй.
– Без интереса жизнь пуста, – убедительно заявил первый. – Мне всегда это нравилось – искать то, что никто не может найти, и делать то, что никто не может сделать.
Погоди, доберусь я до тебя, «интересный»… Пожалеешь, что заинтересовался и на свет родился… И о Гиблой тропе как о спасении размечтаешься, хладнокровное ты недобитое…
Первый, оставив на столе деньги и надев куртку, неспешно покинул постоялый двор, а второй ещё долго сидел, допивая сбитень, и смотрел в заметённое снегом окно. Я с вдох-выдох разрывалась, за кем же следить, но остановилась на втором. Он казался медлительным, насторожённым – и не столь опасным, как первый. Точно человек, точно с известными чарами и точно довольно испуганный. И коль им встречаться в одном месте, лучше добраться туда хвостом того, кто понятен и победим.
Однако – что за нужные чары к ним наконец-то приехали? И сколько, забери их Забытые, в этой шайке деятелей? И кто этот, спали его вечное солнце Шамира, Остов?..
Ладно, надеюсь, этой ночью я узнаю больше. Особенно если доберусь до крови. Особенно если эти уроды и их хозяин не озаботились «воронками».
В общем, надо брать живьём.
Второй неторопливо оделся, долго копался, закутываясь в шарфы-шапки – словно тянул время, – и очень медленно, оставив на столе деньги, поплёлся на выход. Я последовала за ним, незаметно покинув постоялый двор.
На улице он снова сделался старостой, чем навёл на мысль: поди, настоящий староста-то тоже замешан, и многое на нём было завязано. Но в решающий момент он или струсил… или чем-то не угодил. Или не успевал повсюду. И вместо него появилось несколько (может, и не два, а больше) похожих друг на друга старост, из которых один дела города вёл, а второй – решал проблемы побочные.
Где же настоящий-то? Там, где уже не найти и не допросить? Вообще-то тень крови есть для пары попыток. Хотя бы понять, жив или мёртв, я смогу. Но и то хлеб.
Но вот времени на проверку, кажется, нет.
Высокая приметная фигура старосты петляла по улицам в кажущейся бессмыслице – он сворачивал бесконечными проулками с первой гостевой на вторую, потом на третью, оттуда – опять на вторую. Перебрасывался со знакомыми приветствиями, бормотал что-то себе под нос в одиночестве и явно никуда не спешил.
Однако смысл в этой странной прогулке был. Но я, к сожалению, поняла его слишком поздно.
Напрягая зрение, чтобы в ночной метели не потерять из виду фигуру, я перестала ощущать «сквозняки». И слишком поздно поняла, что в какой-то момент, в одном из приветствий, второй и первый староста незаметно поменялись местами. А может, появился кто-то третий со столь же странной «скользкой» кровью.
Не знаю. Не поняла, когда это случилось.
Просто в одном из проулков староста остановился. И когда я, выждав время, сунулась следом, то столкнулось с ним нос к носу. И тогда-то, в безветренном закоулке, где в ощущения не вмешивалась метель, и уловила иную кровь.
А староста улыбнулся – так, будто рассмотрел меня под покровом невидимости, – и доброжелательно заметил:
– Не для прогулок погодка-то, верно, чали?
И… всё.
Я удивлённо моргнула, но открыть глаза уже не смогла.
Глава 8. «Подарок» из прошлого
В себя привела боль – обжигающая, как сотни раскалённых искр.
Внутреннее солнце полыхало во всю мощь, предупреждая об опасности, и я, морщась, открыла глаза. И сначала ничего не видела, кроме темноты. И ничего не слышала, кроме своего суматошного, испуганного сердца.
И если это были какие-то чары, то кончились они очень быстро. Одна короткая вспышка – и ко мне вернулись и слух, и зрение. И ощущение.
