Я невольно сглотнула:
– Говорят, они… страшные. Наши предки с Гиблой тропы.
– А-а-а, так ты до сих пор не поняла, почему выжила? – Силен улыбнулся. – А я думал, сообразишь.
И я сообразила. И вообразила себя избранной Шамиром – для великих дел. И поняла: бывший наставитель об этом догадался и теперь откровенно посмеивается.
После двух лет, проведённых среди людей, я временами ощущала себя почти старухой. И лишь рядом со взрослым искрящим вспомнила: дитё ж я ещё дитём. Несмышлёныш.
– Верна, – его горячие руки легли на мои плечи, а в голосе почему-то не было насмешки. – Ты выжила и стала знающей, потому что маленькая. В тебе мало испепеляющей силы солнца. Когда сгорает взрослый – он сгорает весь, без остатка. Изредка остаётся оплывший осколок духа с обрывками памяти. А ребёнок… Погоди, покажу.
На столе появилось два огонька: один – слабый, от свечи, второй – мощный, от костра. И я поняла.
– Чем больше силы, тем хрупче мы, её носители. С возрастом из свечи мы «превращаемся» в дрова, – продолжал он серьёзно. – И сгораем дотла. А от свечи остается много горячего воска – лепи что хочешь. И Шамир слепил – тебя. Именно поэтому искрящих среди знающих нет. Дурных до риска детей мало, а от взрослых ничего не остаётся, кроме пепла. И из него-то Шамир и «лепит» для нас кровных наставителей – в нём одном память и мудрость многих поколений. Да, они страшные. Но нужные. Привыкнешь, – и ободряюще сжал мои плечи.
Я смутно припомнила, что мама рассказывала о подобном. Но после Гиблой тропы с памятью прошлого дела обстояли не очень. Я многое забыла. Но, к счастью, не навсегда – мне просто надо напоминать. Достаточно одного образа, вроде «потеряшки», или нужного слова.
– Песня, – вспомнила я тихо. – Песня вернулась. Вы заметили?
Молчание, и задумчивое:
– Пока нет. Я не слышал, – и улыбчиво: – Но весть хорошая. Очень. Зря мы о ней забыли.
– Да мы кругом всё те же… забытые, – вздохнула я горько.
– Всему своё время, – успокаивающе заметил искрящий. – Наше время как ушло, так и вернётся. И мы – вместе с ним. И мы с тобой – тоже.
Я очень надеялась, что он забудет об этой своей дурной напасти и не станет меня ждать…
– Ты слишком стар для меня, – я дёрнула плечом, но руки не исчезли. – И я уже раз сто об этом говорила.
– Да ну ладно, – он ухмыльнулся. – Когда это искрящих останавливал возраст?
Никогда, признала я нехотя. Нас вообще ничто не останавливало. И нас слишком мало, чтобы разводить любови и обращать внимание на чей-то возраст. Что увидел – то и схватил, что подвернулось – то и твоё. И схваченная сторона никогда не возражала.
Вот только со мной была одна суровая проблема – я знающая, я в шаге от Гиблой тропы и моя жизнь мне не принадлежит. Ни лица, ни имени, ни семьи, ни будущего… ни детей. Тело почти мертво.
Я сухо это озвучила, но Силен лишь хмыкнул в ответ:
– Ерунда. Ты вернёшься. Стань ты зимником – я бы сомневался. Сила безлетного – не чета нашей. Но тебе досталась слабенькая осень. Твоё солнце её выжжет, будь уверена. Год-другой… пять лет, но ты вернёшься. А я дождусь. Да и дел впереди столько…
…и с поражением мириться не хочется. Гордость не позволит проиграть судьбе – снова. Ему дважды не повезло – одна его спутница уже сгорела. После этого он стал пропадать в пределах Забытых (все искрящие на грани уходили туда, чтобы сбросить лишний жар или поработать над новыми опасными чарами), оставляя подрастающую меня под присмотром семьи. Раз ушёл, второй, третий… И тут я, видите ли…
– По-моему, глупо столько ждать, – проворчала я, пряча за брюзжанием смущение и опять чувствуя, что краснею-краснею… – Неужели свободных спутниц нет?
– Конечно, есть, – его дыхание взъерошило мои волосы, и я поёжилась. – Но тебя я знаю лучше других. А если бы не отлучался, ты бы не сгорела. И после я смогу этому помешать. И сберечь тебя. Смирись.
Мне казалось, что дальше краснеть некуда… но всего лишь казалось. Я заполыхала, почти как после боя со «стариком». Даже заплохело. Силен это почувствовал и убрал руки, вернулся к окну. Я тихо выдохнула. И вроде бы хорошо… но пусто до внутреннего холодка. Обо мне целую жизнь никто не заботился и не давал понять, что я нужна…
Снова замельтешил снег. Силен остановился у окна, глядя вдаль, а я уныло посмотрела на стол и подумала, не доесть ли. По комнате расплылось молчание и, допивая сбитень, я не могла понять – нравится оно мне или нет. Но вроде… не неприятно. Просто все важные моменты мы обсудили, и каждый задумался о своём. Ибо…
– Мне пора, – Силен обернулся. – Все свои дела здесь я сделал. И даже больше. А ты… смотри сама, Верна. Но на солнечную тропу и пеший ход сил тебе не хватит. Лучше найми извозчика. Хотя бы до завтра. И насчёт города не беспокойся. Я всё вычистил и думаю ещё задержаться на пару дней. Проверить. Зовут дела – уезжай спокойно.
Я благодарно улыбнулась и кивнула.
Обличье искрящего зарябило и неуловимо быстро изменилось – но низенький бородатый старичок в поношенной шубе подмигнул мне по-прежнему знакомо. Да, чары искр меняли весь облик, от лица до одежды. Но мне этим пользоваться нельзя. Ибо.
Я прыснула:
– Ну и облик!
– На себя давно смотрела? – усмехнулся он. – Однако – поменьше отталкивающего, Верна. Уродство привлекает внимание больше красоты.
Я снова кивнула.
Проходя мимо, Силен быстро сжал моё плечо:
– Береги себя. Хотя бы ради мамы. Она у тебя… неповторимая.
Я чуть не ляпнула: «Вот и выбрал бы её!», но быстро прикусила язык. Когда отец сгорел, в маме тоже что-то погасло. А от злобной вспышки в пределах Забытых её спасла только очень маленькая и беспомощная я. И лишь при мне в ней снова что-то вспыхивало – неуловимо, коротко… забыто. Соскучилась…
– Спасибо, Силь, – отозвалась я тихо.
Скрипнула, открываясь-закрываясь дверь, и в комнате сразу стало так угрюмо, холодно и пусто… Зато Вёртка наконец решилась покинуть своё убежище и перебралась на стол. А я встала и подошла к окну. Призрачный снег, белый город – снова, несмотря на недавний зной, – и насквозь зимний, сумрачный полдень.
Ну что ж, Шамир… веди.
Раз уж ты всё знаешь.
Устала ли я? Ночью высплюсь. Главное, хотя бы до завтра не чаровать. И купить новую верхнюю одежду.
Из Заречного я выбралась на закате и всё-таки на своих двоих. Тропы расчищены и проложены, а мне недалече надо – до деревушки через тракт или до сугроба. Или, если повезёт, до попутки, ибо заречные извозчики в ночь выезжать отказывались. А мне дико не хотелось оставаться в городе. Видать, натерпелась… чрезмерно. Воротит от него. И отчего-то кажется: или не доделала я что-то, или упустила, или… Или это всего лишь «кажется», вызванное перегрузом событий. И если не доделала – Силен разберётся. И у меня нет причин ему не верить.
