Шамир, не может быть всё так просто…
Я нерешительно измерила расстояние между Солнцеясным и Холмистым, между ним и Заречным, между Заречным и Сердцем. Первые два практически совпадали, а третий делился на два отрезка, каждый из которых был примерно равен расстоянию от Солнцеясного до Холмистого. А в середине отрезка – Ярмарочный. Средний острог, знаменитый, собственно, своими ярмарками.
Как же они передвигались, спали их солнце?.. Страшная точность… Будто шаг от Солнцеясного – и Холмистый, второй – и Заречный, третий – и Ярмарочный, четвёртый… И хоть бы таких «шагов» было всего три-четыре – от каждого Забытого…
«Коробок» Ярмарочного острога от пристального изучения вспух, увеличился, и вокруг него засуетились крошечные фигурки. Да, нет никаких подтверждений, что Горда именно там – кроме тихого внутреннего ощущения, больше похожего на отчаянную надежду, чем на уверенность. Но всё же я отправлюсь именно туда. Как только – так сразу.
Как только Шамир перестанет прикидываться цепным псом и благословит в путь.
В ожидании дороги, дабы успокоить нервы и не беспокоиться о том, почему Шамир запрещает мне покидать хутор, я умылась, погрызла сухари с вареньем, выпила чаю. Поколебалась, но порылась в хозяйских сундуках, нашла пару подходящих рубах и оставила вместо них монетки. Заново собрала сумку, посмотрела в заснеженное окно и вспомнила, что мне вообще-то есть чем заняться.
Кровь первого «старосты» по-прежнему находилась у Вёртки. А на моём плече – «родинка» из крови «старика»-летника. Очень сомневаюсь, что кто-нибудь из них видел этого самого Остова лично. А если и видел, то в обличье, которое мне ни о чём не скажет.
Вёртка по-прежнему возилась во дворе. Я забыла закрыть дверь, и крыльцо с порогом замело по колено. Ветер стих, но снег стоял такой стеной, что видно было только его. Даже Вёртку с её сугробом я не рассмотрела.
Почистив снег и закрыв дверь, я села на пол и медленно растёрла в ладонях кровь летника, остро ощущая начальные «свойства»: хладнокровный, мужчина, около сорока лет – обычным человеком, года два с медяком – знающий. Года два… Можно узнать, кто его наставитель. Теоретически. Правда, это ничего не даст…
Но можно хотя бы понять, что это был за человек.
Звери объединяются в стаю не только из-за одинаковых клыков, ушей и хвостов. Но и из-за схожих инстинктов и стремлений.
Люди – тоже.
И у меня уже есть память четверых недознающих, если учитывать Тихну. И у всех наверняка есть ещё что-то общее, кроме возвращения к жизни и жажды «великих» дел.
Вёртка поняла, что нужна, и просочилась в дверную щель, чтобы «сдать» мне на руки кровь первого «старосты». С двумя прежде я работала мало… но работала. Справлюсь. Хотя сил не так много, как хотелось бы.
Шамир, благослови…
Образы заполнили кухню, встав теми же снежными стенами и отрезав меня от мира. По правую руку – «старик»-летник, по левую – первый «староста», и они были такими разными, что и не спутать, и не сбиться. А в памяти «по соседству», тоже по двум сторонам, Тихна и второй «староста», столь глупо попавший в простейшую западню с «направлю».
Я не стала копаться с ними, как с Тихной. Обстоятельства присмертия, знаки старой крови, боль от магии и так далее. Остальное – мелочи чужих жизней, из которых легко собирается личностный образ, но мне нужен образ «стайный».
Время за делом пролетело незаметно. Кажется, я только-только закрыла глаза, погрузившись в изучение чужих жизней, а уже обед. И ветер стих, и снег улёгся. Я сожгла остатки чужой крови, «отпустив» образы, расслабилась и сделала для себя несколько выводов.
Первое: память.
Те, кто стал знающим без благословения Шамира, почему-то помнят больше нас. Они помнят свои прежние имена, семьи и ключевые события в жизни. Обычно люди забывали. Даже я многое забыла. Но эти – нет. И вспоминали очень быстро, почти как я – при виде знаковых образов (городов, похожих людей, прежних вещей), слыша родные голоса.
Исключение – Тихна, но у меня сложилось ощущение, что она не хотела вспоминать. Ничего особенного с ней не происходило, и она действительно хотела начать новую жизнь – и с новой собой.
Второе: боль.
Она преследовала их постоянно, не стихая ни на миг. Летники не чувствовали холода, только нестерпимый жар, а зимники – напротив, даже в дикую жару мёрзли. У них пропадали сон и аппетит, они теряли вкус еды и напитков, а заодно и обоняние. У тех же зимников всё имело один запах – ледяная сырость, и только.
Догадка по этому поводу у меня появилась, но без подтверждения. Вероятно, Шамир, ставя на нас метки, каким-то образом знающих… наверно, запечатывал. Закрывал от усиления. Мы больше ничего не получали – и не могли получать, поэтому постепенно, усваивая новоприобретённое, сживались с силой, привыкали. И боль притуплялась, и ощущения с памятью возвращались. И для работы мы использовали внешнюю сезонную силу и частично сырую магию волшебных необычностей, из которых и плелись чары.
А у недознающих этой «заглушки» не было. Поэтому они продолжали впитывать сырую магию, усиливаться – и болеть.
Но – это лишь догадка.
Третье: вера.
Поистине безумная и безудержная вера в то, что старая кровь их спасёт. А ещё странная вера в то, что мы здесь больше не нужны. Что старая кровь – пережиток прошлого, который мешает людям «нормально жить и развиваться» (мнение обоих старост). Что мы, как собака на сене, сидим на своей силе – и сами толком не пользуемся, и людям для знающих не хотим отдавать.
А о том, что люди живут в наших городах – которые мы строили и зачаровывали, которые мы греем каждую зиму и остужаем каждое лето, и именно благодаря нам хладнокровные не вымерзли, – они давно забыли. Мы стали опасностью, непредсказуемостью, ибо неясно, для чего мы в следующий миг используем силу. И не ударит ли она по людям. И не появится ли опять какой-нибудь Забытый по наши души, попутно вырезав весь род людской.
В последнем, хоть мне и больно было это признавать, искра здравого смысла и истины имелась. Да, именно потому, что люди не виноваты в чьём-то безумии, мы и покидаем сейчас безопасные убежища.
Или – виноваты?..
Все эти «мешают», «пережиток» и прочее не пришло бы в голову ни одному представителю старой крови. Потому что мы такие же люди, хоть и иногда с «хвостом» и «крыльями». Подобные мысли могли появиться только в человеческой голове.
Надо отловить кого-то из старой крови, кто работает на эту шайку… Очень интересно понять, чем именно их купили. Отчасти я соглашалась с Силеном – вероятно, дело в страхе. И, возможно, в ощущении собственной исключительности: чем меньше особей – тем ценнее каждая отдельная. Тем больше власти и выше положение. А мы…
А старая кровь, призналась я со вздохом, всегда имела к этому слабость, считая себя выше других, и чем больше силы – тем выше задранный нос. Забытые опустили нас с небес на землю и щёлкнули по этому самому носу так, что мы улепётывали в Обжитые земли из последних сил, а там забились в щели, как беззащитные букашки перед безжалостной бурей.
