От врат к первой улице вела широкая дорога, окаймлённая вездесущими сугробами. Наклонившись, я набрала пригоршню снега – самого обычного, холодного и белого. Скатала быстро снежок – и он тоже получился самым обычным. И никаких чар от него я не ощущала. Даже когда, присев, погрузила в сугроб руку по локоть, ничего не поняла. Снег как снег.
Но город-то горит.
Позади меня завершался возбуждённый разговор на повышенных тонах, которому рассеянно внимал, почёсывая задней лапой ухо, единственный слушатель – ездовой пёс. Я встала и отряхнула руки. Все остроги Обжитых земель построены одинаково: выучил общий принцип по одному городу – всегда разберёшься в остальных.
Ярмарочный – пять стен. Первые три стены – наверняка гостевые и лавки, за четвертой – дома местных жителей, за пятой – острог. И здесь он, в отличие от большинства городов, не был заброшенным. Ярмарки – это всегда большие деньги, а там, где деньги, много воров и обманщиков. За последней стеной не только верхушка города жила, но и склады находились – для особо ценных грузов. И охранялись они соответственно.
Раньше.
Я переглянулась с псом. Его умные светлые глаза задумчиво сощурились, явно видя больше, гораздо больше моего. Но, как я, он остро чуял разлитое по острогу возбуждение – от чего-то, что нарушило привычный ход вещей. Вплоть до того, что стража была взбудораженной, злой и не понимала, что ей делать.
И – кого охранять?..
Это понимание настигло внезапно и на пустом месте. Вроде бы. Если не учитывать то, что Шамир всегда всё знает.
– Ты стал слишком много вмешиваться, тебе не кажется? – я качнула головой.
– Чали, а докажи, – громыхнуло за моей спиной. Явно от «старшого», – что знающая.
Как же вовремя я вспомнила – и прилетел вестник…
Я добыла из-под ворота шубы амулет-«имя», чем заслужила ещё один уважительный взгляд Шумена и два досадливых – от стражников. И вот тут-то и появилось подозрение вкупе с недавним «если бы не вы…»
– Что случилось в Ярмарочном, чалир? – я была гораздо ниже ростом обоих стражников, но посмотрела на них так, что оба присели. – Может, вы не знаете, но сокрытие вестей карается Мудрыми очень серьёзно. Если вы откажетесь помогать нам, то мы ответно откажемся помогать вам. И тех же согревающих чар этот город никогда больше не получит. Говори.
– Убил один ваш старосту нашего, – скрипнул зубами «старшой», – а второй его прикрыть хотел и едва город не выморозил.
Я уставилась на него, потеряв дар речи. На вдох-выдох.
– То есть?!
– Убил, чали, – повторил «старшой» бесцветно. – С поличным взяли. На месте, так сказать, злодеяния.
– Зачем?! – и почему-то сразу вспомнился Зим. Неужели он опять во что-то влип?
– Спроси сама, – огрызнулся он.
– Обязательно, – я расправила плечи. – Веди.
«Старшой» отчего-то опешил и переглянулся со вторым стражником. Помялся и решил:
– К убивцу нельзя. К нему – ток этих… Мудрых пустят. Чтоб забрали. Закон у нас такой. А ко второму… ладно.
Да и убивец явно не в состоянии говорить, подумалось мне. Скрутить знающего сложно, но можно – по темечку чем-нибудь тяжёлым приголубить, пока его другие отвлекают; снотворной иглой плюнуть издали или нож метнуть; в крайнем случае, если совсем буйный, стрелу снотворную в бедро, но этим охотничьим оружием в городах мало кто владел.
«Старшой» покосился на меня с подозрением, но отправился показывать дорогу – неохотно, неторопливо. Будто надеясь, что я передумаю. А я тепло простилась с возницей и его псом, поблагодарила за помощь и устремилась за стражником, обогнав его.
– Куда дальше? – оглянулась. – Быстрее, чалир. Я давно в дороге и устала. Не тяни время.
Он ещё неохотнее ускорился, а я про себя попросила Вёртку разведать, что к чему. Моя спутница послушно покинула свой «насест» и шустро скрылась в ближайшем сугробе. А я на всякий случай спрятала в рукаве искристый «нож».
Известно ли людям, что старосту убил знающий?
Как они относились к своему старосте – с уважением или «наконец-то прибрала Уводящая»?
От ответов на эти вопросы будет зависеть то, как сложится в Ярмарочном моя работа. И сложится ли вообще. Но я постараюсь.
– Вестника Мудрым отправили? – сухо поинтересовалась у своего провожатого.
– Нет пока, – хмуро проворчал «старшой». – Некому ж.
Может, и к лучшему. Чем меньше в городе знающих, тем проще мне работать. Те, кому не должно знать об искрящих, конечно, уже всё знают. И обо мне – тоже. И за сменой обличий теперь не особо спрячешься. Стоит ли здесь рисковать и снова раскрываться?
Конечно. Конечно, я всегда выберу риск и результат. Тем более помогая тому, кто (и я была в этом так уверена, точно самолично видела, кто убивал) невиновен.
Потому что – Горда.
Она здесь. Капельки её крови из Солнцедивного, спрятанные родинкой на запястье, впервые «ожили» и ощутились горячими, напомнив о себе. Я всё-таки её догнала. И не ошиблась – ей что-то в Ярмарочном нужно. Она по-прежнему боится и отрабатывает свою странную «жизнь».
– Расскажи, чалир, – предложила я. – Буянить не стану. Я – осенняя знающая, время моих чар иссякло, как и сами чары. Осталось лишь несколько мелких осколков силы. Никому не наврежу. Зато смогу помочь. Когда ещё Мудрые до вас доберутся… Я и вестника отправлю, и сама помогу. Расскажи. Кто. Когда. Почему.
«Старшой» посопел, но заговорил – коротко, сухо:
– Да чего там… Гиблое дело, чали. Вчерась вечером случилось. Мы-то на воротах, ни ногой в сторону. А ещё снег такой встал – стеной просто. Ни Забытых не видать. А ближе к ночи с острога приятель прибежал. Бледный, трясётся весь. Говорит, старосту грохнули. Один из зимников наших крышей поехал. И снег вроде как от него такой – стеной-то. В общем, чего-то он сделал, что староста помер – замёрз, значит. Чуть ли не в постели. А потом второй зимник прибежал – новый, который с утра прибыл. Он и снег как-то разогнал, и первого каралькой свернул. Но когда наши понабежали – первого прикрыл и орёт: знающих это дело, все отвалили. А тут из дома старосты крики: убили, мол. Ну, наши второго под шумок по темечку, значит. И в темницу. У нас есть эта, зачарованная. Обоих туда. Ну, на всякий случай.
– Второй на санях приехал? – уточнила я. – Со своим возницей?
– Не, чали. Пешком пришёл. Один. Говорит, к Сердцу хотел, да не пустили. Развернули и велели нам помогать.
Меня немного отпустило – не Зим… Иначе куда же Норов делся? И в то же время что-то держало в напряжении – может, и Зим. С Норовом он мог расстаться где угодно.
Но что мне за дело-то до Зима? Чего я напрягаюсь? Мы же даже не приятели. Просто некоторое время попутешествовали вместе. Просто он – тоже знающий, а нас воспитывали помогать своим в любом случае.
