– Зим? – позвала я.
– Что? – его голос из-под драного капюшона снова прозвучал непривычно глухо.
– Сюда? – я остановилась напротив дверного проёма.
А двери не было, да. Гнилое крыльцо – и вонючий провал в темноту.
– Угу.
– Не пойду, – я с достоинством отвернулась и направилась дальше по пустынной улице.
– Я предупреждал, – он вздохнул и потопал за мной. – Но в остальных я примелькался.
– Ничего, – я усмехнулась. – Угощу юродивого обедом за пару-тройку сказочек. Знающим всё прощается.
После безумной ночи Ярмарочный будто вымер. Вчерашнее возбуждение по-прежнему витало в воздухе золотистой дымкой, но уже без людей и открытых окон. Жители города крепко спали, запершись в своих домах, и даже до обитателей постоялого двора мне удалось достучаться не сразу.
Я выбрала самый большой постоялый двор и очень долго стучалась в его дверь. Наконец открыла зевающая девчонка.
– Сытный завтрак на двоих, – я с порога пожалела прислужку, – и свободна.
Девчонка снова зевнула и поплелась на кухню, а я огляделась.
Невиданное дело – никого! Жаркий очаг, добротные столы и лавки вдоль стен, пахучие пучки трав, свисающие с потолка. И – пусто.
А может, просто не я одна замышляю нехорошее и не нуждаюсь в лишних свидетелях?..
Я потопталась на пороге, сбивая с валенок снег, сбросила на лавку шубку с шапкой и с удовольствием плюхнулась рядом, вытянув ноги.
Зим, что (не?) характерно, не возмущался и не рвался в бой. Смирно сел напротив и ссутулился в ожидании. Я не больно-то хорошо его знала, поэтому сделала единственный вывод: он устал. Мы же не железные. Столкновение с Вьюженом, непонятная магия, Гиблая тропа вопросов, темница, мои странности, ночь в беготне…
Ладно. Пусть отдыхает. Как в тепле оказался – так иззевался весь.
Девчонка вернулась быстро и с большим подносом. Яичница на общей тарелке, хлеб, масло, чай… Я вяло пододвинула к себе пузатую кружку. Зим не сделал и этого, лишь снова зевнул в кулак.
– Ты не против?..
– Нет, конечно, – я хмуро кивнула и подтянула к себе яичницу.
Он так и плюхнулся на скрещённые руки, заразительно засопев.
Я неспешно поела, выпила свой чай и потянулась за второй кружкой. Зим даже не дёрнулся, когда я ненароком задела его руку, только проворчал что-то глухо. Взяв кружку, я встала и отошла к окну.
Что ж, интересный расклад получается…
Вёрт?.. Ничего на постоялом дворе?.. А найди-ка для меня ещё кое-кого… Да, и это важнее Горды и всего остального. Потому что вы с Зимом правы – в Ярмарочном трое знающих. И я тоже права – насчёт пишущего. Который сидит за столом и притворяется спящим.
И – Зимом.
Да, я мало его знаю. Но кое-что запомнила хорошо – голос. Мы – поющий народ, и что-что, а подделанный голос я распознаю, даже если его постараются изменить чарами. А ещё, конечно, холодные руки.
У этого парня они были тёплыми. Очень тёплыми.
Да, я странно не ощущала в нём старокровного. Но, спорю на своё солнце, это живая старая кровь, а не полумёртвый знающий. И явно пишущий. Может, даже тот самый – «создавший» наперекор Шамиру двух приснопамятных зимниц.
А память услужливо подсказала: во времена Забытых мы умели делать амулеты, скрывающие силу крови. Слабая помеха нашим преследователям, но всё же они спасли немало жизней. И наверняка использовались до сих пор. Или новые, или старые – от прежних хозяев.
Парень честно изображал смертельно уставшего зимника – явно чтобы не спалиться. Один неверный жест, вопрос или взгляд – и я пойму.
Я улыбнулась и мягко спросила:
– Где Горда?
– А? – он поднял голову со скрещённых рук.
В светлых глазах сквозь чары чужого облика явственно проступила зелень. А у Зима глаза скорее серые или голубые, блёклые, морозные.
– Где Горда? – повторила я.
Он вполне прилично изобразил изумление и недоумение.
– Ой, да брось, чалир, – я присела на подоконник, и на моей раскрытой ладони замерцало солнце. – Ты же не дурак. Ты же понимаешь, что не соперник мне. Где знающий, чьё место ты занял? И где Горда? – и прислушалась к писку Вёртки. – А впрочем, знающего для меня уже нашли. Осталось последнее.
Парень посмотрел на меня не мигая, а потом его личина оплыла свечным воском, обнажая истину – приятное лицо, раскосые болотные глаза, длинные тёмные волосы в косичках. Он искренне улыбнулся и хрипло сказал:
– Я мечтал убедиться, что вы не сказка, искра. Многие ваши жизни на руках моего рода, но твоей на моих не будет. Да, я помогал. Мы все помогали. Давно. С самого начала. Кто-то из интереса, кто-то из страха, кто-то… просто так. Чтобы ощутить себя нужным. Чтобы найти наконец применение своей силе. А в итоге мы лишь раскрыли ваши способности. Но поздно.
– Нет, – резко возразила я. – Мы ещё живы. И готовы защищаться. И защитить Шамир. Не поздно. В своё время.
– Знаешь, для чего нас создали? – в прищуренных глазах заплясало странное пламя. – Поющих, говорящих, пишущих, безлетных?
– Не совсем, – призналась я. – Плоховато после Гиблой тропы с памятью. Но я долго думала, зачем нам дали столько солнца. И нашла лишь один ответ: в то время его нужно было куда-то пристроить. Оно мешало Шамиру жить и работать. И мы все стали его хранителями. Да, в ущерб себе. Но такова воля Шамира. Кто мы такие, чтобы идти против него?
– Да, – пишущий устало кивнул. – Такова и легенда. Но, к сожалению, немногие верят в её истинность. Подойди. Прошу.
И скинул капюшон, характерно оттянул ворот рубахи.
Я бросилась к нему, но внутренне понимала – поздно. «Воронка» запущена. Не спасу.
– Я мог бы многое тебе рассказать, искра, – он ссутулился. – Но не могу. И моя кровь смолчит. Я не сделал нужного – и вот расплата… Тот, кто держит дело в своих руках, стар, мудр и очень-очень хитёр. Когда-то он начал – и теперь продолжает. Не знаю, почему Шамир даровал ему столь долгую жизнь… Видно, в обмен на что-то. Его не найти. Сделай так, чтобы он захотел встретиться с тобой. Лишь так, искра. И готовься умереть.
«Воронка» уже крутилась, ввинчиваясь в бледную кожу. Я беспомощно посмотрела на своё рукодельное солнце и выругалась. И ещё раз. И снова. Чары уже в его крови. Хоть всю выпусти – вместо поющих капель будет лишь безмолвный лёд.
– Меня не должно здесь быть, – его голос стал тихим. – Но иного конца я не ждал. Я лишь хотел увидеть, что ты не сказка. Что искры уцелели. Ни о чём не жалею.
– Где Горда? – я зло смяла солнце. – Где Дорог? Зачем он?
Он устало поморщился:
– Мы ломаемся и уходим. А дел ещё невпроворот. Он ищет замену. Он сломает мальчика. Ему нужно много помощников. И много заготовок.
