– Но теперь их не так-то много, – возразил Зим.
– А ты много видел, пьянствуя три сезона в Солнечной долине? – я фыркнула.
– А ты откуда знаешь, что я сидел на месте и не просыхал? – ощетинился он.
Да, действительно…
Я смутилась, но виду не подала. И примирительно пояснила:
– Может, необычностей и не так много появилось, как тогда, зато в этом году они сильнее и заметнее, чем обычно.
– Соглашусь, – кивнул Зим. – Это я тоже заметил. В Солнечной долине и прежде всплывали отражения разрушенных городов, но никогда я не видел их так чётко, как в прошлом году. Я давно за ними наблюдаю, – добавил, заметив мой подозрительный взгляд. – Интересно. Даже не говорил никому, кроме наставительницы Снежны, чтобы их не разрушили раньше времени, забрав силу волшебной необычности.
– Как ты с таким-то любопытством оказался столь безграмотным? – не удержалась я. – Тебе ж сам Шамир велел в кладовых торчать и учиться, раз так интересна старина.
– Это очень скучно, – знающий неловко улыбнулся. – И усыпляет. Но мне и правда интересно, Ось. Так, что даже верить хочется. Даже в то, во что давно не верится.
– А во что верится? – хладнокровные… – Хоть во что-нибудь ты веришь?
– Во «что-нибудь» – верю, – Зим снова улыбнулся. – «Что-нибудь» с нами случается каждый день.
– Недалеко ты на этом уедешь, – я порицающе качнула головой. – Вы, люди, до последнего не верите в беду, пока не увидите её собственными глазами. А когда она приходит на порог и забирает ваши семьи, сжигая дома и разоряя земли, становится поздно – поздно в неё верить, Зим. Надо начинать сейчас, пока не случилось непоправимое. Хотя бы начинать пытаться.
И резко сменила тему:
– Как давно в долине появились города?
– Года два как, – подумав, сообщил знающий. – А что?
– Когда нам надо вспомнить нечто важное, мы воссоздаем прошлое из мелких деталей, – я задумчиво прищурилась. – И стараемся увидеть его как наяву, до крошечной подробности. Память Шамира устроена точно так же. Когда ему надо вспомнить – или напомнить, – он показывает. До крошечной подробности. Очень жаль, что ты никому не рассказал о городах. Никогда больше так не делай. Уже два года как Шамир пытался предупредить – начал предупреждать, используя память тех земель, где Забытые потоптались больше других, а ты… А мы… – и запнулась.
Два года… Два года – городам Солнечной долины. Два года Тихне и Горде. И два года – мне.
Очень интересное совпадение.
Что же случилось два года назад – вероятно, на изломе той осени, когда появилась я, и зимы, когда появились приснопамятные беглянки, – из-за чего мир встревожился до ярких воспоминаний-напоминаний? И той же (кажется) осенью, незадолго до меня, Мирна разобралась с образами и начала создавать черновик известного предсказания…
Это важно. Но где найти концы?..
Зим, откинувшись на спинку, терпеливо ждал, не сбивая меня с мысли. А я невидяще смотрела в черноту ночи и лихорадочно пыталась понять, что делать с этим пониманием. Куда идти. Где узнавать подробности. Кого расспрашивать.
Будто мне мало вопросов… Однако чудится, что это важно. Очень важно.
Вероятно, именно тогда, два года назад, чучельник, сотворивший Забытых, вышел из тени, в которой прятался всё это время. И пошло-поехало.
Начнёт ли он делать новых? Пока выходило, что прав Силен – раз пробуждаются творения прошлого и в мир выпускаются дыхания и звери старой эпохи, новых Забытых не будет. И приспешники чучельника постараются разбудить старых, вскрывая кладовые с потаённой силой.
Пока.
Как всё сложится на самом деле… мы обязательно узнаем. Думается, в течение года.
Тьма и все гиблые затмения…
– Выходит, что нас, знающих, до Забытых не было? – негромко спросил Зим. – Они появились после них благодаря Шамиру? И после же тот, кто сотворил Забытых, подсмотрел, как мир создаёт нас – и научился делать своих знающих? Тех, которые как Вьюжен? И Забытые – это именно те из вернувшихся, которые выжили? Так?
– Если не копаться глубоко – да, так, – неохотно ответила я. – А как на самом деле… мы не знаем.
– А мог бы тот – или те, – кто всё это затеял, быть первым знающим? – предположил он. – Первым, так сказать, природным, от Шамира? Только у него не сразу получилось создать таких, как мы, получались лишь вернувшиеся… или Забытые. А потом, когда Шамир создал нас, он подсмотрел, понял и…
– Мог, – мрачно признала я. – Но тогда, не забывай, он должен был работать на Шамира и выполнять его поручения. Но… – и запнулась.
– Но? – подхватил Зим прозорливо. – Ты не хочешь верить в то, что его поручением было истребление старой крови?
– Я не могу в это поверить, – я передёрнула плечами. – Мы не делали ничего плохого. Мы никому, и Шамиру тоже, не мешали. Это бессмысленно.
Однако ему стыдно. Однако он чувствует себя виноватым. Однако… если мы не находим смысла, это не значит, что его нет. Это значит лишь, что мы его не находим. То есть плохо ищем. Или копаем не там, где надо.
«Всему есть причины… Копай глубже. Глубже, чем сможешь. Глубже, чем умеешь. И глубже, чем знаешь».
– А если именно тогда, с первым знающим, обязанности работы не было? – вдруг предположил Зим. – Если он появился… вроде как сам по себе? Сам для себя? Как первый опыт? И не захотел оставаться последним?
Да, мы рассматривали и такой вариант. И тогда это точно мог быть и человек. Или не один, а пара-тройка. А Шамир после, чтобы искупить свою вину за неудачный опыт хоть отчасти, ввёл для знающих ограничитель – обязательная работа или Гиблая тропа. Который не шибко помогал в случае с некоторыми, но всё же лишним не был.
Надобно вспомнить подробности этого… позже.
Я тоже откинулась на спинку сиденья и поняла, что всё. На сегодня с меня хватит. Голова – что моё солнце в разгар драки, полыхает и вот-вот рванёт.
– Хочу поспать, – сообщила я угрюмо, глубже прячась в капюшон, хотя давно стемнело. – Не тревожь без нужды. Всё остальное – завтра.
– Лады, – согласился Зим. – Только одно. Это все… э-э-э… указания? Или есть ещё что-то общее? Другие намёки на возвращение Забытых?
– Есть, – я ссутулилась, устраиваясь удобнее, – но их поймут лишь люди старой крови. Кроме перечисленного, были и изменения в нас – резкие, необъяснимые, непонятные. Понятые лишь спустя время. Тебе они без надобности, Зим. Извини.
Знающий кивнул и замолчал, погрузившись в собственные мысли.
И я наконец задремала – чутко и тревожно, напряжённо вздрагивая. Словно то, что мы помянули к ночи, могло услышать и явиться на зов разговора.
А оказалось, что могло. Правда, к утру – в то страшное, самое тёмное время перед рассветом.
