– Я ничего не понял, – едко поведал Зим и указал на небо. – Но хочу понять. Очень.
Мерцающие полосы сплетались в мелкоячеистую сеть. А звёзды всё падали, падали, падали – быстро угасая и столь же быстро сменяясь новыми. И мёртвый снег ожил. И по-прежнему сияли символы. И повсюду, в каждом шаге и в каждом вдохе, было столько холодного зимнего огня…
– Старая сказка, Зим, – я устало взобралась в сани, обулась и набросила на плечи шубу. – Хочешь – верь, хочешь – не верь, но…
…после Забытых искр осталось очень мало. Перепуганные, едва живые, они боялись встречаться даже с сородичами, прячась даже от собственной родни. И прятки со страхами могли продолжаться очень долго, но именно тогда Шамир впервые пришёл на помощь своим детям, нарушив собственные принципы и законы.
И впервые Гиблой тропы вернулась искра. Вернулась – по-настоящему.
По сравнению с другими искрами, Ясна потеряла всего ничего – всего-то спутника. Любимого, с которым они родились в один день и носили похожие имена – Ясен и Ясна. Её родичи выжили, её ребёнок должен был появиться на свет здоровым, но вот душа её умерла, сгорев дотла вместе с внутренним солнцем, когда она не ощутила Ясена в мире живых.
Такое с искрами случается часто: когда твоё солнце горит для кого-то, страх лишиться спутника или навредить ему помогает нащупать ту грань, где кончается живой мир и начинается Гиблая тропа. А когда светить становится некому, солнце гаснет. Иногда тихо и оставляя в живых искру, а иногда страшно – сжигая своего носителя.
Кабы не ребёнок, Ясна полыхнула бы насмерть.
Но и то, что от неё осталось, словом «живая» не назвать. Скорее, существующая. Она нашла приют на юге, где в ту пору вообще ничего не было, и просто существовала. Почти без сил, почти без чар, почти как хладнокровная. Даже память её помутилась – покрылась душным пеплом. Всё, на что ей хватило сил, это домик из песка с парой чар для будущих холодов.
Но однажды осенней ночью, когда уже пробирал холод, она проснулась от жары. Удушливый жар спускался с небес и расползался по песчаным землям. Ясна выбралась из своего домика и замерла.
Звёзды лились с черничного неба сплошным водопадом. И небеса искрились, и песок – и что-то внутри Ясны тоже заискрилось в ответ, слабо-слабо, но достаточно, чтобы сжечь пепел, покрывший память. Чтобы она вспомнила. И в тот же момент в сиянии звёзд она увидела его – Ясена. Как живого.
Нет – живого.
– Ну что же ты? – он улыбнулся и протянул руку. – Подойди, не бойся. Я вернулся.
Её сердце колотилось как безумное – и его сердце билось быстро-быстро. Живое.
– Это Шамир, – объяснил Ясен просто, – возвращает тех, кто не сгорел. Чьё тело уцелело. Наше время – время искр – ещё не закончилось. Он хочет, чтобы мы выжили. И мы выживем.
А жара всё не спадала. И волшебные, сотворённые Шамиром звёзды всё сыпались и сыпались, сыпались и сыпались. Возвращая с Гиблой тропы тех, кому не время уходить.
(А потом так же вернулась и я.)
– Вот тебе и первый знающий! – торжествующе провозгласил Зим. – Я же прав, и Ясен стал первым знающим после Забытых?
– Трудно сказать, Зим, – я улыбнулась. – Это всего лишь старая сказка народа искр. Наши старики до сих пор не могут понять, существовали ли Ясен и Ясна на самом деле.
– То есть как? – изумился он. – Вы же всё помните!
– Память – как земля, – я поёжилась, устраиваясь удобнее. – То, что проживаем лично, мы помним очень хорошо, до мельчайших подробностей. Но то, что помнят наши предки, – это как клад. И нужно потратить много времени и сил, чтобы выкопать его из земли. И при этом знать, где и что искать. И иметь подходящие инструменты. И эту сказку «выкапывают» уже давно – и каждый раз она оказывается ничем не подтверждённой сказкой. Историей, которую передали из уст в уста.
Зим нахмурился, и я напомнила:
– Сказка говорит о том, что он вернулся живым. Живым, понимаешь? А не мёртвой кровью, как ты.
– А насчёт себя ты не уверена? – прозорливо заметил он.
Я вспомнила слова Силена – о том, что однажды чары искр возьмут своё, вытеснят чужеродные, и я тоже вернусь… Но это всего лишь догадки. Которые осложняются тем, что я в некотором смысле та же недознающая.
– Почему же? – я пожала плечами. – Лица у меня нет. То есть я – как вы. Почти. Может, чуть живее, потому что мои чары никуда не делись и даже не ослабли. Не знаю, Зим. Но если мне кто-нибудь когда-нибудь объяснит, что я такое, то и ты об этом узнаешь.
Наверное.
Знающий поднял голову – да, звёзды всё не унимались. И мороз не слабел.
– И сейчас он оживляет искр? – спросил Зим с сомнением. – Или вообще старую кровь?
– Мороз, – напомнила я, – обжигающая кровь, помнишь? Нет, сейчас Шамир призывает на помощь всех сгинувших безлетных. Ибо нам она ой как понадобится.
Пёс снова обречённо завыл, и я понимала его отчаяние. Они так долго прятались, нашли такие подходящие обличья, сжились с ними и даже начали получать удовольствие от своего тихого почти-бессмертия – и на тебе…
– Он… он что, тоже?.. – сообразил ошарашенный знающий. – Безлетный? Твою ж душу, а…
– Жизнь полна удивительных открытий, правда? – я улыбнулась.
Зим недовольно фыркнул, покосился на пса и решил:
– Но всё же эта твоя сказка правдива. Ведь она повторяется. Погода, звездопад… Значит, и часть твоего народа когда-то вернули. А персонажей могли и придумать. Для красоты и душевности.
– Верно, – согласилась я. – Главное – запомнить событие. И понять, для чего оно повторяется. И о чём напоминает.
– И о чём же? – знающий устал топтаться у саней и сел напротив меня.
– О том, что мы нужны, – я снова улыбнулась. – И время старой крови ещё не прошло. И пусть то, что сейчас затевается, ведёт к нашему истреблению, мы снова вернёмся, как когда-то. Шамир в нас нуждается.
И это греет душу похлеще солнца, да. И внушает надежду, даже почти уверенность, что на сей раз Шамир нас не бросит. Он будет помогать изо всех сил.
Потому что всё-таки виноват. И я не я буду, если не разберусь, за что же ему так стыдно.
– Сколько нам ехать до Травны? – я украдкой зевнула в кулак.
– Да пару вёрст, – проворчал Зим. – Чаю хочу.
– Ночь ещё не кончилась. Наверное, лучше подождать до рассвета – рассудила я. – Травна же спит поди. С рассветом и нагрянем. Не думаю, что звездопад надолго. Подремлю пока. А ты – не мёрзнешь?
Знающий надменно фыркнул.
– Тогда буди, если что, – я съехала по спинке, устраиваясь удобнее, вытянула ноги, закрыла глаза и моментально уснула.
И как наяву – увидела.
Свою искру в грязи каменной кладки – сияющую, зовущую, требующую внимания. Словно вот-вот случится нечто важное.
