– Вот… научился. Нашел там… что-то вроде секции. Пара месяцев позора, год мучений – и умею.
– Браво! – я встал и похлопал. Потом с удивлением принял протянутую гитару. – Еще не сыграешь? По-моему, здорово!
– Да потом как-нибудь…
– Ну ладно. Сядем тогда.
Сели, Слава опять вздохнул.
– Устроился на новую работу около полугода назад – успешно идет, мать его… В ту самую – IQLTechnologies. Слышал, наверное? Хотя, кто о ней не слышал. Нейроинтерфейс, вторая реальность, все дела… Я ко всему этому руку приложил. Также и другие, не менее интересные части тела.
– Ого, поздравляю!
– Не с чем. – хмуро отозвался он.
– Это почему же?
– Да понимаешь… не объясню я. Все отлично пошло, и идет… но не то, не то! Целый день общаюсь со сплошными кретинами, каждый из которых имеет бумажку, в которой черным по красному ясно указано, где и в какой форме он пять лет усугублял свой кретинизм… Этой бумажкой он потрясает при первой и самой распоследней необходимости. Дома не знаю, куда себя деть – в телефоне одни и те же слова, на кухнях одни и те же лица и выражения на них… И знаешь, что самое страшное?
Я помотал головой.
– Самое ужасное то, что верха я уже достиг. Раньше я мог думать, что еще чуть лучше, выше – и будет что-то другое. Лучше. …Неподдельнее. А сейчас даже надежды нет. Выше только в управленцы идти – а там только хуже. Все, что я мог тут сделать – я сделал. Если бы это был фильм и сейчас пошли титры, то я был бы чертовски рад!
Что я мог ему посоветовать?
– А ты попробуй сменить деятельность, заняться чем-то другим?
– Чем, Миша, чем??
В голове у меня вертелись, как недожаренные тефтели на сковороде, одни только шаблонные фразы – из тех, что пичкают родители детей при достижения ими того возраста, когда дитя уже выпустилось, но еще не оформилось.
Но Слава сам прервал невысказанное мною пожелание «найти себя»:
– Да и пробовал я уже. Но ты понимаешь… Я ведь программист до мозга костей. Люблю, умею, делаю… Работаю, получаю. Я программист, понимаешь? А кем я буду, если сейчас все брошу?
– Но ведь всегда можно…
– Да нельзя, нельзя! – почти сорвался Слава, но тут же взял себя в руки.
Видно было, что эта тема у него наболевшая, но обсудить ее он решился только со мной.
– Пробовал, начинал, пытался, боролся, пробивался… и все возвращался обратно. А как же иначе? Вот ты начинаешь что-то новое. По-настоящему новое. И вот возникает преграда на пути – и тут ты понимаешь, что на фоне всего сделанного у тебя нет ни сил, ни желания ее решать. Раньше выхода другого не было – а потому ты умирал, но брал себя за шиворот и усаживал за решение проблемы. Но теперь то есть выход. Постыдный, но выход. Прорубленное окошко, в которое я могу дезертировать в любой момент. А за окошком уютно, просто, понятно и спокойно, не нужно ничего бояться и нет необходимости что-либо решать. И влезть в это окошко несложно: сделай только шаг, звонок, скажи одно лишь слово – и все. Но то, что я пытался построить последний месяц – незамедлительно рушится под тяжестью той, прежней возведенной громады. Я ведь к ней цепью прикован.
Неожиданно подойдя к груде сваленных у дивана вещей, он порылся и достал оттуда смартфон с яблочком на обратной стороне. Что-то нажал, надкусанный плод, из-за которого Адам с Евой лишились райской вечности, мягко засветился.
– А вот и моя цепь… Надо же – пятьдесят три пропущенных только за сегодня. Рекорд, рекорд.
До меня внезапно начало доходить.
– Так ты что, не в отпуске?
Слава зло расхохотался.
– В отпуске, отпуске. Самовольном. Самое смешное то, что меня не уволят. Пожурят очень строго, но не уволят. Я там очень ценный кадр.
Я покачал головой. Ну, Славка, даешь…
– А еще смешнее то, что я вернусь. Я ведь там ценный кадр. Очень ценный…
Вдруг, выдохнув, Славка взял дорогостоящий девайс в руку, словно простой камень, повернулся к стене и размахнулся – так широко, словно хотел пробить им стену насквозь! Постоял так несколько секунд, повернулся, и кинул смартфон на диван.
– Эх, знал бы ты, Миша, как мне хочется порой окинуть суровым взглядом всю свою жизнь, все то, в чем кручусь я сейчас… Окинуть и скомандовать решительным голосом: «Мосты сжечь! Сжечь дотла!» Но не хватает – то ли голоса, чтобы крикнуть, то ли глаз, то ли взгляда в глазах…
– Понимаю.
– Не понимаешь!
Смотря на его метания, я вдруг отчетливо вспомнил нашу совместную посиделку, самую последнюю. Стоял конец августа, Волга, теплый вечер, и далекая-далекая Марийка. Мы сидели, варили глинтвейн и строили планы на будущее. Хотели мы, конечно же, всего, но чтобы с нас за это никто не спросил. Хотели мы, конечно же, везде, но чтобы нам за это ничего не было.
«Мечты наши подобны этому костру» – вдруг сказал я тогда – «Как растопить – так и разгорится. Главное – хвороста побольше»
«Ага!» – хохотнул Слава – «И кидать порезвее!»
Он кинул в огонь еще одну охапку сухих сосновых веток, и мы до самого утра плясали у бушующего огня, хмельные, веселые и беззаботные. Впереди нас ждал Сентябрь, высшее образование, и большое будущее, которое непременно будет таким же ярким, жарким и бушующим, как этот костер рядом с нами.
Уже под самое утро мы лежали у тлеющего костра, в полудреме, и смотрели на летящие в небо искры. Они то бесшумно, то с треском вылетали из сосновых и еловых веток и потоком уносились вверх – в безоблачное марийское небо. Взлетали до самого небесного купола и гасли. И от каждой искры купол становился светлее и светлее.
«Мечты наши скорее подобны тем искрам» – почему-то подумал я сейчас, сидя на своем диване. – «Летят высоко, но и гаснут в один миг. Но все же от каждой из них жить чуточку светлее».
Встав с дивана, я дошел до стола, порылся в нем. Достал картонный квадратик – один из примерно сотни таких же, ворохом рассыпанных там.
– Возьми эту визитку, Слав.
– Какую визитку? – он подошел ко мне. Видно было, что друг мой выговорился, поток его эмоций иссяк.
– Это контакты нашего постановщика музыкального сопровождения. Скажешь, что персонально от меня.
– И что это даст?
– Не знаю. Но на гитаре играешь ты здорово.
Больше мы не говорили ни о чем важном – так уж получилось. Попили на ночь чая, и легли спать. Я уложил его в спальне, сам постелил себе на это же диване, в гостиной.
Утром мы оба встали, позавтракали, оделись и вышли. Обменялись телефонами. Скрепили прощание рукопожатием, почти таким же крепким и долгим, как и раньше.
И разошлись.
Не думаю, что он ждал от меня какого-то внятного совета в этот вечер, или некой реальной помощи – ему просто захотелось увидеть старого друга, поговорить за жизнь, которую он оценивал, как неудачную. Не знаю, позвонит ли он когда-нибудь по визитке, которую я ему дал. Возможно, он ее выбросил в ближайшую мусорку…
