– В чем дело? – спрашиваю у десятника.
– Начальника хочет, – отвечает тот. – С нами говорить не желает.
– Из этих домов?
– Не хозяйка, больше на прислугу похожа.
– Ну давай сюда, послушаю.
Вблизи оказалась достаточно симпатичной, рыжеволосой, что многими ценится, и с заметным животом. Не меньше шестого месяца. Растрепанная, в вытертом до белизны домашнем простеньком платье, но материя изначально не самая дешевая.
– Tu Vlad, rex? – спросила на латыни.
– Sic – да.
Тут ее понесло, причем говорила страстно на дикой смеси местного и иберийского наречий, так что пришлось пару раз переспросить.
– Орци, – спрашиваю сотника, – ты понял?
Филарета, поскольку тот не выяснил, откуда заявился убийца, как и обещал, с прежним составом охранников отправил на формирование третьего легиона. На самом деле повышение. Все они дружно скакнули через звание, но недоверие должно быть показательным. И не важно, что часового убили. Значит, вдвоем сторожить надо. А Орци только по названию с нового набора, как и большинство парней его сотни: младший брат Малхи и почти все остальные подросшие дети из родичей моей деревни и первых пришедших в общину харатинов. Многие успели повоевать, а сам сотник и под Тазой побывал. Собственно, их уже не сто, а больше трехсот. Часть осталась охранять Лампу, остальные за мной ходят, прикрывая со всех сторон.
– Да. – Он на удивление молчалив и в отличие от остальных Малхиных родичей вечно спокоен, как удав.
За его спиной в небе полыхнуло, и все невольно посмотрели в ту сторону. Похоже, запал поставили короткий, и рвануло еще в полете. Горящий напалм пролился дождем за стенами. Не удивлюсь, если сознательно такое проделали. Тем более и вторая посылка, полетевшая буквально сразу, сработала похожим образом. И правильно, так накрывается сразу бо́льшая площадь.
– Пошли пару десятков с ней забрать детей, а я к храму.
Историю женщина рассказала занятную. Мне имя Юлий Секст ничего не говорит, но я особо и не интересовался, куда посылает тот же Бирюк проповедников. Я уж молчу про магидов с запада нашей достаточно обширной страны. Оказывается, и по здешним землям гуляют, неся весть о Пророчице и Едином. Откровенно говоря, он или ненормальный фанатик, или натуральный псих. Заявиться в Массалию и начать рассказывать о новой вере прямо под боком у жрецов Урса Непобедимого. Ага, есть и такой бог, у здешних он в большом почете. Не знаю, верят ли сами зверомордые, или это для людей придумали, но все другие в Массалии не то чтоб запрещены, однако не поощряются обряды. Жертвенники за городской стеной, а прежние храмы разрушили еще столетие назад при захвате. И начать проповедовать – надо иметь немалую смелость. Что удивительно, нашлись и последователи. Добрый десяток семей не просто собирались послушать, а еще и прошли обряд «очищения». Неудивительно, что за ними пришли позавчера и всех забрали. На днях должен был состояться суд с заранее известным приговором – публичная казнь. Женщина тоже принадлежала к общине, но, будучи беременной, не присутствовала на собрании. Заодно ей родители оставили четверых малолетних детей, и она просила спасти арестованных да заодно и ее воспитанников. Ну не бросать же их здесь. После нашего ухода их ничего хорошего не ждет.
Храм очень напоминал Парфенон. Кто б его ни строил, явно брал его за образец. Все знакомые авторы, хоть слегка интересующиеся вопросами, упорно повторяют про отсутствие собственного стиля архитектуры у пришельцев и заимствования. Изначальное их творчество можно легко обнаружить, глядя на цитадель. Прямые стены с круглыми башнями без малейших украшений. Вот и здесь отсутствуют характерные для Афин барельефы и скульптуры при четком повторении пропорций. Нет, сам я в Парфеноне не бывал, да и разрушен он частично. Но рисунки в свитках видел неоднократно. Все ж прежде считался одним из чудес света.
Со стороны цитадели в сгущающихся сумерках продолжали появляться вспышки, и зарево уже явно увеличивалось. Аж стены красным окрасились. Наверняка всему городу видно. С башен бухали пушки, разнося дома в городе, в попытках заткнуть обстрел. Вряд ли артиллеристов волновало, куда они лупят и не пострадают ли горожане. Фактически Массалия простреливалась насквозь, но даже им не приходило в голову палить в эту сторону. Священное место.
Храм был в списке первоочередных целей, поэтому нисколько не удивило, что внутри полно легионеров. Под ногами валялись трупы и разнообразный мусор, включая дорогущие драпировки, бесцеремонно содранные со стен и брошенные прямо в лужи с кровью. Из-за угла и входа на манер трудолюбивых муравьев людской поток тащил и грузил в телеги кучу всевозможного добра. Иные вещи определенно вызывали если не восхищение, так удивление. Например, самый натуральный золотой стол, судя по тому, как его тащили.
Тысячник подошел и доложил по всей форме. Прекрасно его помню. Тот самый, с переговоров. Кто б несколько лет назад сказал, что жители Тазы не просто подчинятся, но и охотно служить станут. Общая религия сближает, а повоюй плечом к плечу даже с нелюбимым начальником, но с хорошими трофеями, и проникнешься уважением.
– Талантов двадцать пять, – сказал довольно, – не меньше весит. В сокровищнице этого добра как грязи.
И чего ему быть недовольным, если по закону добычи половина всего поделится на участников похода, а ему шестнадцать долей положено. Неплохо выйдет. Да, собственно, если делить честно, даже на беглый взгляд, любой моряк или легионер получит сумму, достаточную на покупку фермы или особняка в городе. Не халупы. Новопостроенный в два этажа с двором и хозяйственными пристройками максимум в двадцать пять – тридцать ауреев обойдется.
– Теперь довезти бы домой в сохранности, – сказал он мечтательно.
– А это что? – спрашиваю, тыкая пальцем в висящих на фасаде. Трое урсов и пятеро людей или полулюдей, отсюда не разобрать. Не все они ходят в красных мундирах. – За них можно было б выкуп получить.
Ага, сам себе сказал. Как за предыдущих. Обезьян сам пришел в каменоломню, чтоб быть со своими. Только его не пустили согласно моему приказу. А утром нашли уже мертвого. Кто-то прикончил. В этом тоже виноват я. Неприятно. Лучше уж сразу убивать, если не хотят платить сородичи. Это было б честно. Все ж они настоящие вояки и могли получить смерть от клинка, а не подыхать на работах.
– Мы нашли тюрьму, – сообщил тысячник. – Эти скоты с людьми обращались, как с непокорными рабами себя не ведут. Увечили сознательно. Мы некоторых добили. Когда отрезаны уши, выколоты глаза, лишены языка и отсутствуют пальцы, лучше прекратить ненужные страдания. А там, между прочим, и правоверные оказались. Ребята все равно б их прикончили, а так наглядно. Пусть смотрят. За своих и на кол посадить не жалко. Я их приказал на тонкой веревке вздернуть, чтоб позвонки не сломать, а медленно удушить. Чтоб помучились перед смертью.
Прозвучало без всякой злобы, чистая констатация факта. И ругать его не за что. «Каждому воздастся по делам его», – сказано в «Диатессароне». Не только верующих в Единого касается.
