– Мы веруем в бога Единого и Невидимого, – воскликнул молодой парень, открывший дверь на бешеный стук и показывая крест. – Это дом Кирилла Философа! Его все знают!
– Никто вас трогать не собирается, – отодвигая его в сторону, пробурчал Орци. – Раз уж философ, бумага и чернила есть?
– Да! – слегка ошарашенно. – В библиотеке.
– Проводи!
Не обращая внимания на испуганные лица домочадцев, всей компанией проследовали в нужное помещение. Причем телохранители шли вокруг отца, прикрывая со всех сторон. Поскольку никто не сказал иного, а вестовой должен находиться рядом с командиром, Мира тоже шла.
Пожилой мужчина в очках, стоящих как целый жеребец, и скромной одежде, несмотря на богатый дом, при их появлении отложил хорошо знакомую ручку, выпускаемую их мастерской.
– Чем обязан? – спросил на правильной латыни.
– Ну надо же, – сказал на иберийском с каким-то странным весельем в голосе отец, – все ж я счастливчик. Любит Всевышний, не иначе. Войти в случайный дом и наткнуться на egerj
[32].
Последнее слово Мира не поняла. Зато хозяин явно сообразил и подался вперед, напрягшись. Телохранители тоже нечто уловили и дружно шагнули вперед, готовые рубить при первом сомнительном движении.
– Таких совпадений не бывает. Философ, говоришь? Чьи мысли tyrish?
– Ох, – сказал очкастый. – Ты живой. – И добавил нечто непонятное.
– Ага, не твоими стараниями, – оскалился отец.
– Ты точно хочешь, чтоб они все слышали и понимали?
– А и правда, – кивнул отец. – Ты ж не будешь стрелять в старого знакомого? – Тот криво усмехнулся. – А то потом на кол посадят всю семью. Я-то милосердный, а мои подчиненные не очень. Выйдите. Все, – нажал голосом.
Минут через десять он появился чем-то очень довольный, держа в руке томик с непонятными буквами не обложке.
– Все бумаги забрать и опечатать. Абсолютно все записи, даже хозяйственные. Прямо сейчас. Орци!
– Да, мой император, исполню.
– У дома поставить охрану. Никого не выпускать. Вежливо, но чтоб мышь не проскочила. Просьбы исполнять, кормить нормально, но никакого общения с посторонними. И так до моего возвращения или другого приказа. Если погибну, всех в доме повесить. Хозяина в первую очередь. Только сначала пусть убедятся, что не слух. Ну а это, – помахал бумагой, – сейчас при свидетелях заверим. Отныне ты, – обратился к Малхе, – хозяйка на Сицилии.
Глава 10
Никто не живет вечно
Мы шли вдоль берега под парусом, и хотя ночью из-за туч рассмотреть звезды было невозможно, капитан уверял, что все нормально, фактически добрались. Шторм задел краем, легко отделались. Поскольку и сам корабль, и начальник считались одними из лучших, приходилось верить на слово. В начале четвертых суток приметы я уже и сам начал узнавать. С моря все смотрится несколько иначе, однако уж очень характерные очертания у парочки скал. Не так далеко, как выяснилось, нас отнесло. Могло быть хуже. Мне и прежде было отвратно в большую болтанку, да и сейчас ничуть не лучше. Ненавижу море!
Моряк радостно заорал, показывая в сторону земли. Глаза у него точно получше моих. Без подзорной трубы видит не хуже орла. Я только через четверть часа обнаружил городские стены. Зато всадников, несущихся во весь опор в сторону Марии-на-Озере, не заметить невозможно. И это не сигнальная служба. Из-за одного, даже большого, судна не стали б так беспокоиться. Ритм гребли не ускорился, но атмосфера на палубе явно изменилась. Сколько б ни изображали уверенность, а пройти зимнее море своего рода подвиг, мало кто на такое решается. Есть чем гордиться и о чем рассказывать за выпивкой.
Флаг на мачте достаточно внятно сообщал, кто и зачем прибыл, поэтому ничуть не удивила снятая на входе в канал цепь, а вот собравшихся поглазеть почти не наблюдалось, что выглядело странно. К пристани подошли лихо, показав высокий класс управления. Ровно настолько четко, чтоб не удариться и при этом не подползая как неуверенная черепаха.
С высокого борта так просто не соскочишь, тем более если не мечтаешь продемонстрировать отсутствие величия, некрасиво свалившись при прыжке. Это ж не штурм вражеской крепости, можно и без излишней торопливости спуститься. У нас на этот счет предусмотрен даже специальный трап, и к данному месту стоянки не случайно подошли. Гавань забита множеством судов, безусловно радующих взор, поскольку это означает торговлю и доходы, но здесь, похоже, сознательно оставили возможность пристать.
– Сходни! – крикнул капитан в сторону торчавших на молу и недвусмысленно показал.
Даже в мертвый сезон всегда найдутся готовые услужить, к тому же не бесплатно. Но эти неуверенно переглянулись и попятились. С топотом подбежали два десятка воинов, причем мне крайне не понравился их вид. Не мои стражники, а имощаги, из отборной тысячи «серебряных щитов». Попасть в отряд не так просто. Там отбор жесткий, мало быть отменным рубакой и стрелком. Аннибал отбирал еще и по знатности. Точнее, по полному отсутствию кучи родовитых предков. Это были люди, лично ему преданные и получающие от него блага.
– Сальве
[33], мой император, – произнес с вежливым поклоном человек с нашивками сотника.
Приветствие с подтекстом не на своем языке, а на латыни. В определенных кругах обо мне сложилось мнение, что чересчур цивилизовался и про правоверных забываю в ущерб всякому сброду, копающемуся в земле. Кочевники оседлых никогда не уважали, их неприязнь взаимная.
– Простите великодушно, но мне запрещено кого-либо выпускать до приезда высокочтимого Аннибала.
– Даже меня?
– Всех. – Он пожал плечами. – Вы же знаете, что такое приказ.
– Туарег врет, – сказал тихо из-за плеча Орци. – Прикажи, и мы их прикончим.
– Нет! Даже не вздумай без моей команды клинки из ножен вынимать.
Я допускаю возможность прорваться. Две сотни его людей уже в готовности. Как бы ни были хороши «серебряные щиты», а от пули пока никто не увернулся. А что дальше? Куда бежать и кого рубить. Ничего не понятно, кроме одного. Я крепко влип. Можно не сомневаться, цепь уже на месте, и выйти в море не позволят. В собственном городе попасться, уму непостижимо!
– Как тебя зовут, сотник?
– Агуто
[34].
– Хорошее имя.
– Благодарю, мой император. – И опять он абсолютно серьезен, будто не улавливает подтекста, зачем мне его имя.
– И когда прибудет Аннибал? Терпение мое не безгранично.
– Скоро, мой император. Долгого ожидания не будет. Наверняка уже возле порта.
