– Четверть часа. После этого я пройду, даже если придется переступить через ваши трупы.
– Все в воле Единого, – сказал смиренно, хотя глаза зло блеснули. – Ваше право идти куда угодно, моя обязанность выполнять приказы.
– Принесите столик, стул и чего-нибудь выпить-закусить, – говорю Орци.
Еще на твердую землю не ступил, а аппетит проснулся. И то, трое суток еле сухарь жевал, постоянно выворачивало. Ненавижу море!
Синий прискакал через семь-восемь минут. С часами по-прежнему напряженка, никто не видит необходимости в точном времени. Башенные иногда попадаются в крупных городах, но у них минутная стрелка отсутствует. Давно уже научился спокойно относиться к опозданиям, но на войне реально мешает невозможность четко согласовать сроки. Во всяком случае, успел зажевать засохший кусок хлеба с солониной и запить квасом, когда появилась кавалькада из доброй сотни человек.
На этот раз, не дожидаясь просьб, сами «серебряные щиты» подняли и приставили сходни. Аннибал бодро соскочил с коня и ловко взбежал на борт. Между прочим, ему за шестьдесят должно быть. Причем один поднялся. Остальные остались внизу. Ситуация становилась все страннее и страннее.
Я и не подумал подняться навстречу или предложить вкусить со стола. Тем более сесть. Да и нет второго стула. На самом деле это открытое оскорбление, но после запрета сойти на берег всего лишь возврат.
– Никогда не понимал, – сказал он тихо, исключительно для моих ушей, – как ты узнаешь новости так быстро.
Ну да, секрет радио и подслушивания чужих разговоров сохранил в личной собственности. Знают о нем очень немногие. Мне еще не хватает, чтоб сменили шифры, если пойдет слух. А болтать у нас просто обожают. Поэтому десяток причастных получают очень большие деньги, но за каждым следят постоянно, невзирая на их родство. Все они из родственников или близкие, выросшие рядом.
– Попутный ветер? Иначе должен был выйти с Сицилии до смерти Пророчицы!
– Что?! – Я взревел, вскакивая и хватая его за горло без малейшей мысли, с одним желанием удавить.
– Ты не знал? – Он искренне удивился. – Два дня назад, – спокойно сказал, не пытаясь вырваться и делая рукой жест. Его люди и мои при вспышке ярости дружно схватились за оружие, и он их успокаивал. – Потому кругом «серебряные щиты», а город закрыт.
– Если узнаю, что ты причастен, – отпуская, бурчу, – не надейся на пощаду.
– Вот! С этого и начнем. Давай его сюда! – крикнул вниз, на пристань.
Воины расступились, пропуская Пирра. Рыжий поднялся и прошел к нам, глядя куда-то вниз. Вид у него был потерянный и помятый. Как будто спал в одежде или вовсе не спал. Оружие притом на месте. Никто не отбирал.
– Говори! – требую.
– Ты ж помнишь Красавчика? – спросил Пирр, по-прежнему глядя на палубу.
Он появился еще до нашего отбытия в Массалию. Грек по происхождению, сложенный не хуже Аполлона, по уму не выше бычка. Не первый и не последний любовник Марии. Я к этому относился спокойно. Тем более после ее откровений. Иногда хочется побыть просто женщиной, а не символом и объектом просьб. Никакой любовью там не пахло ни раньше, ни тогда. Обычный плотский эрос.
– С чего-то решил, что она беременна, и стал требовать рожать. Мария посмеялась и приказала оставить ее. Когда стал хватать за руки, повернулась уйти. И тогда он ударил стилетом в спину. В почку. Ничего сделать было нельзя, когда на крик прибежали. Этот идиот даже не пытался удрать или соврать. Стоял на коленях и рыдал. Бормотал, что не хотел ее смерти, когда его убивали на месте. Толку-то от запоздалого раскаяния?!
Он впервые поднял голову и посмотрел мне в лицо. Глаза тоскливые, как у побитой собаки.
– Я не могу покончить с собой, она запретила – грех. Казни меня, император, как не выполнившего свой долг, охрану Пророчицы.
– Ты умрешь, – обещаю зло. – Обязательно. Я непременно найду, куда послать, чтоб вернуться не удалось. Когда это будет необходимо. А теперь сядь где-нибудь в стороне и ни с кем не говори.
– Исполняю, – ответил он стандартно и двинулся куда-то походкой лунатика.
– Дайте ему бренди! – крикнул. – И тащите сюда еще один стул.
– Не стоит, – сказал Синий, – могу и так сесть. – И опустился прямо на доски в привычной для кочевников позе, поджав ноги.
– Итак, – устраиваясь напротив в том же положении, – кто в курсе случившегося?
– Кроме него двое охранников, Феликс…
– Из третьего легиона?
– Он самый, Вольный Петух, Кай-чата-Арит и ее мать.
– Все?
– У Пророчицы никогда не было служанок, а остальные вроде твоего бывшего управляющего не заявлялись, когда им угодно. Сама звала.
– А твои люди?
– Феликс прибежал сразу ко мне.
И убрал охрану с городских ворот, иначе б на улицах стояли легионеры, а не его команда. То есть с ходу помчался нарушать присягу. Он конкретно мне давал клятву, как и все остальные, набираемые в постоянное войско, а не племенным вождям. Мог бы и уйти, если держал обиду, упрашивать не стал бы и не предъявлял бы претензий, отправься к тому же Синему служить. А раз остался, твое дело защищать мой город и мою семью, а не сдавать их кому-то.
– Я просто приставил к телу и дому караул. Они ничего не знают, кроме факта смерти. Проблема, что долго такое не спрячешь.
– Это не одержимость.
– Сказки, – небрежно сказал Синий. – Умели б зверомордые так людей заколдовывать, мы б с тобой давно мертвые были б. Нашли бы кого подослать. Не верю. У предков были резоны скрывать настоящие причины смертей, сваливая на врагов. Может, внутри семьи счеты сводили, и уж больно некрасиво смотрелось. Вот и выдумали колдовство.
– Мария не могла умереть от руки любовника, – не особо слушая, прокрутил в уме последствия. – И ни от чьей руки.
Впервые он посмотрел с сомнением. Явно не сообразил, к чему говорю.
– Творец решил, что ее миссия исполнена, и забрал к себе.
Аннибал подумал и кивнул. Вот теперь морда у него довольная. Все понял. Будет еще одна легенда, и никто не узнает правду.
– С матерью поговорю, она скажет, что надо. Охранники на тебе. Тихо и сразу. С Феликсом сам пообщаюсь. Тело… След сзади, если положить на спину, ничего не заметно. Выставим, пусть видят. Завернутую в саван, и чтоб не трогали.
– Но это ведь не все, – сказал он. – Согласись, второй Пророчицы нет и не будет, а потому назначить кого-то на ее должность неуместно.
– Должность? Ты в Единого-то веришь? – спрашиваю серьезно. – В его законы и Милосердие?
– А ты? – резко спросил Аннибал, наклоняясь вперед. – После только что сказанного о взятии на Небо?
– Вначале я просто защищал сестру. Но нельзя не слышать, как менялся ее язык, когда она повторяла слова свыше. Да – я верю. Не потому, что преимущество новой веры в том, что под ее прикрытием можно спокойно грабить и убивать всех иных, заранее прощенный и с ощущением собственной правоты. Эти законы хороши для всех. Общее равенство, любовь, жертвенность, служение и доброта. Иногда ради будущего нужно заставить, но мне убивать удовольствия не приносит. И если ради веры нужно соврать, для меня не грех. Потому что упор на поднятие к Богу общины в целом, а не лично моем.
