– Почему человек редко помнит прошлые жизни? – спрашиваю у Торопыги.
Он молча пожимает плечами.
– Только вместе с телом душа создает личность. И если она послана Творцом в это тело, значит, это зачем-то Ему нужно. Может, наказание за прошлые грехи, может, возможность духовного роста вопреки физической немощи. Кстати, можете сесть.
И когда они устроились напротив, предоставив скамейку в мое полное распоряжение, продолжил:
– Кажется, я вас обоих переоценил. Вам, оболтусы, восемнадцатый год. Я надеялся, что один станет наследником, для чего уже пару лет натаскиваю в государственных делах, а вторая будет ему помощницей и преданной защитой. А вижу какие-то неуместные высокоумные искания.
Мира дернулась и благоразумно промолчала.
– Разве развиваться не важно? – потребовал с вызовом Торопыга.
– Нет, Тит, – называю его официальным именем, полученным после «очищения», – в этом направлении не обязательно. Пусть труды Кирилла изучают духовные лица. Или ты собрался в священники?
– Нет, отец.
– Слава Всевышнему! Хватит с меня и вашей матери!
Ляпнул и мысленно выругался. Не надо было этот вопрос поднимать. Вон как морды сразу вытянулись. Притом что они реально верующие.
Олимпиада никогда не была набожной, но и не чуралась всяческих собраний, будучи неофициальной главой общины, где б она ни находилась в отсутствие Марии. Во-первых, статус мой жене придавал веса. Могла надавить на чиновника и в деньгах не нуждалась. Воровать из общей кассы ей смысла никакого, поэтому можно было доверить средства. Во-вторых, все помнили, кто прошел самой первой из женщин «очищение». Это попало в «Диатессарон», и любой грамотный слышал. После смерти ребенка она сама едва не отправилась следом. А потом Мария умерла. Кажется, Олимпиада, единственная из всех, не поверила в байку о том, что Пророчица знала о своей смерти заранее. Я и сам до конца не уверен, в этом ли причина вызова. Она одна из немногих знала тайну радио и пришла к моему человеку с посланием. Но там ничего конкретного не было. «Возвращайся немедленно! Ты мне нужен!» Все. Проигнорировать такое я не мог. И дело не в родственных связях или ее положении говорящей с Богом. Никогда прежде она такого не делала. Значит, нечто важное. И уже не узнать.
Как бы то ни было, у Олимпиады что-то переклинило после похорон. Может, это и называется катарсисом. Она прилюдно заявила, что считает более важным нести свет веры заблудшим, а не быть моей женой. Всевышний показал ей путь. Ага, лучше б иным способом, но невольно вспоминался разговор с Мирой после ранения.
Многие-де желают благополучной семейной жизни, однако лично она видит смысл своей в самопожертвовании ради правоверных! На фоне Великого Собрания это прозвучало громко. Ее моментально посвятили в диаконисы и допустили в комиссию, вырабатывающую правила Сбора. Надо сказать, не прогадали. Управляя заводами и общаясь с покупателями, она научилась изумительно ставить на место кого угодно, невзирая на пост и самомнение.
Обеспечивала фактически работу всего Великого Собрания. Не просто размещение, питание и повестка дня, но и регламент, а также чьи идеи протолкнуть, а кого отодвинуть на момент, когда все устали. Несмотря на разлад в личных отношениях, мы замечательно сотрудничали в работе. Но вот итога я никак не ожидал. На Сицилии нужен был матриарх? Мне подсунули малознакомую язвительную даму из второстепенного города. А Олимпиада поехала в Мавретан на ее место. Дети? Нет, она не забывала их и писала регулярно, но ей гораздо важнее были дела там, чем забота о них здесь.
– Но нельзя ж принимать решения, – горячо сказал сын, – не имея представления о моральной стороне вопроса!
– Есть Книга и законы. Как говорится, dura lex, sed lex
[42]. Если нарушать его, придерживаясь морали, очень быстро придешь к искаженной своей. И оправданий для этого я тебе на месте придумаю сколько угодно.
– Ты сам установил правило, когда император, а в расширенном смысле любой правитель выступает в качестве судьи в спорах по вопросам культов и правил поведения!
– Да, – соглашаюсь, – так и есть. Но разве речь идет об имущественном споре? Право ставить такие вопросы принадлежит духовенству, и это будет решать очередное Великое Собрание. А вот мое право, как старшего в семье, прийти к выводу, что у вас двоих есть огромный недостаток. Люди вы взрослые по всем понятиям и правилам, но до сих пор не имеете второй половины, которая займет вас чем-то более приятным, чем рассуждениями об этических нормах. Тебе, – обращаюсь к сыну, – домашнее задание. Ну, скажем, до выходного написать трактат о причинах и мотивах, на ком полезно жениться.
– Лучше всего на дочке Александра, – быстро сказала Мира. – А что? – бросила взгляд на брата. – По крови он нам неродной, никто возражать не станет.
– Она еще ребенок!
– И прекрасно, у тебя будет куча времени. А связь с родом императора вещь полезная.
– Это хорошая идея, – соглашаюсь, – именно о таких аргументах я и говорил, хотя вряд ли получится. Все ж десять лет ждать. Поэтому попрошу не ограничиваться одной кандидатурой.
Мира хмыкнула и наполнила мою чашу.
– Тебя писать не заставишь, – ласково улыбаюсь, – однако тоже время пришло.
– Тебе нужны наследники, – сказала она быстро, – а по женской линии нельзя. – И улыбнулась не менее радостно.
– Эмилиан Публий прекрасная пара, – возвращаю ей довольную гримасу.
– Этот слизняк?! – возмущенно кричит.
Ну да. Мне он тоже крайне не нравится. Приехал просителем, а ведет себя на манер хозяина. Никакого уважения к чужим обычаям, чуть ли не публично ругает нашу религию. Всякие мелочи вроде любви к выпивке и отказа от предложенной пищи уже не оскорбляют. Недоумок. Неудивительно, что остался ни с чем, когда племянник дал пинка под зад.
– Зато можно получить Киренаику, – заверяю, отпив вина, – Пентаполис
[43] и оазисы на юге. Причем мы тут одни, и я могу прямо сказать, после родов он нам не нужен совсем. Разрешаю удавить. Пачкать клинок об это существо недостойно.
– Ты серьезно, отец? – спросила Мира странным голосом. Кажется, ей идея пришлась по душе. Причем уверенности, что забеременеет от этого, а не от кого сама выберет, нет. Да мне и не важно. Главное, признанный наследник. Возражать из могилы Эмилиан не сумеет.
– Когда он так прищуривается, – пробурчал Торопыга, – шутки закончились.
Я такой прозрачный? Интересно, какие еще характерные жесты знают окружающие?
– Девочка моя, – говорю вслух, – ты нынче носишь на рукаве знак пятисотницы и командуешь в легионе конницей. Заметим, к повышению я руку не прикладывал, вверх не толкал, в распоряжения Малхи кого кем назначить не вмешиваюсь. Значит, она реально видит в тебе потенциал. Но пора б научиться головой думать, а не только саблей махать. Полагаю, ты приехала жаловаться на невозможность данным количеством людей патрулировать дороги.
