Двое оставшихся стали осторожно подходить. Оба с копьями, достаточно умело идут, стараясь не мешать товарищу. Если атакует одного, второй ткнет острием в бок или спину. Да и с саблей на умелого копейщика дело почти безнадежное. Вот если б она была на коне, но чего нет, того нет. Мира замерла, отслеживая движения и прикидывая, с которого начать. Кто из них опаснее. Тут один из противников посмотрел куда-то через ее плечо и поспешно кинулся наутек через забор. Второй оказался не столь умным и не успел. Он еще стоял, когда мимо пронеслись всадники в синем, и с удивленным видом упал на спину с торчащим из груди дротиком. А новые гости принялись сноровисто рубить еще живых пехотинцев.
Мира села прямо в кровавую грязь, тяжело дыша. У нее горело горло от жажды, руки и ноги были налиты свинцовой тяжестью. Через пару минут с трудом поднялась, зашла во двор и почти рухнула к поилке для животных, жадно глотая воду. Потом с трудом встала и побрела к Урагану. Несчастный жеребец уже умер, и это хорошо. Очень не хотелось добивать благородное животное, глядя в его непонимающие, просящие о помощи глаза. Уже приходилось, и воспоминания об этом жгли сильнее, чем убитые люди. Они знали, зачем идут, а конь просто старался для хозяйки и ни в чем не виноват.
– Прости, – сказал десятник, когда Мира поднялась от мертвого животного. – Мы не успели.
Она с запозданием осознала, что вся схватка продолжалась минут семь – десять, не больше. Когда дерешься за жизнь, время как-то жутко уплотняется. Они просто не могли примчаться раньше.
– Оно и к лучшему, – сказала, глядя, как кавалеристы добивают последних врагов. – Зачем вам погибать за этих.
Переступая через трупы, она пошла в сторону уцелевших аристократов.
– Сеструха! – крикнул один из всадников, салютуя клинком. – Ты живая, как всегда!
Она махнула, приветствуя знакомого, и продолжила путь, остановившись лишь возле Эмилиана. Чуть ли не впервые за все время он выглядел слегка растрепанным и возбужденным. Обычно одежда и прическа в идеальном порядке, невзирая на ветер и дождь. Как ему это удается, Мира не понимала.
– Если б ты не опоздала, – вскричал довольно, – мы могли б здорово повеселиться вместе, клянусь Сераписом.
Спокойно относиться к идолопоклонникам она научилась давно, но сейчас дико раздражало сказанное.
– Если б я не задержалась, – произнесла она зло, – чтоб послать за помощью, ты б сейчас лежал вот здесь. – И показала на одного из приближенных, валяющегося прямо под ногами с разрубленной грудью.
Еще одного, стонущего, перевязывал Клавдий. Судя по виду, раненому уже не ходить на обеих ногах. Из рассеченной голени торчала белая кость. Ампутация неизбежна, если в ближайшее время не появится опытная жрица. Сам Клавдий тоже получил явно чем-то острым в бок, но он был в кольчуге и особо не пострадал. Зато дырка имелась. Приехавших с Эмилианом осталось в живых всего четверо из дюжины, и все они были ранены.
– Если б ты послушал меня, твои люди не погибли бы бессмысленно.
– Они бились за своего господина и славу! – сказал Эмилиан уже без особого запала.
– Ага, тебя-то закрыли своими телами. – И Мира смачно плюнула ему под ноги.
– Как ты смеешь! – вскричал срывающимся голосом.
– А вызови меня на поединок, – предложила она с надеждой.
На аристократов ей было начхать, но вот за коня и свою собственную жизнь она вполне готова убить. Этот идиот даже не понял, что остался жив благодаря ее расторопности и чистой случайности. Значит, завтра снова устроит нечто похожее.
– О, – услышала за спиной хорошо знакомый голос отца, – Эмилиану Публию привет!
– Радуйся, господин Влад, – приветствовал его тот на греческом.
– И тебе того же, – сказал в ответ, делая вид, что не понял. – Все ж первая победа, добытая твоими руками.
Даже Эмилиан понял, насколько это граничит с издевательством, и покраснел. Возможно, от гнева, а не стыда.
– В дальнейшем, будь любезен, находись возле Орци и выполняй его распоряжения по части передвижений.
– Я не твой подчиненный!
– Безусловно. Путь к Александрии свободен – дерзай без моих людей, но не жди в дальнейшем помощи. Цела? – спросил Миру, перестав обращать внимание на собеседника. – А на руке что?
Она глянула. В пылу и не заметила, а кто-то достал.
– Ерунда, – сказала вслух, убедившись, что порез поверхностный, хотя и болит.
– Покажешь Бастору, потом зайдешь ко мне.
– Я здесь, господин, – сказал лекарь, один из друидов Ордена Милосердия, спешиваясь.
Как и почти все маги, он был какой-то дерганый и временами неприятный, но дело свое знал прекрасно. Немногие жрицы могли с ним тягаться. Не зря отец таскал с собой постоянно. Уже чуть не вся ойкумена была в курсе: если ты нечто умеешь колдануть, приходи к Владу. Он проверит, и пусть пользы от приклеивания намертво маленьких камешков не особо много, тебе найдут занятие, будешь неплохо жить. Один такой создавал изумительные мозаики в храмах. Еще один, умудряющийся заглядывать за горизонт, использовался в войсках в качестве разведчика. А если уж способен на лечение – найдут учителей и озолотят. Все лучше судьбы изгоя. Друидов часто гоняли, а случалось, били и убивали даже доживших до солидного возраста. Уж очень часто они вели себя странно, если не сказать хуже.
– Может, посмотришь сначала тяжелораненых? – сказала негромко Мира под грохот тронувшейся кавалькады.
– Наши отсутствуют, – громко заявил Бастор, – а за остальных жалованье не получаю и не собираюсь тратить силы.
Фраза прозвучала достаточно высокомерно, однако Мира знала, что жрицы с друидами не всесильны. Они не любят помогать всем и каждому не из жадности, а по причине ограниченного резерва сил. Его хватало на двух-трех пострадавших, очень редко больше. Мария могла и десяток вылечить, но это предел, потом долго отлеживалась. Поэтому и существует Орден Милосердия. Не всем удастся помочь магией, иным приходится зашивать раны и спасать при помощи скальпелей.
Не в первый раз над ней такое проделывали, но к ощущениям привыкнуть невозможно. Не важно, серьезное у тебя повреждение или ерундовое. В первом случае даже лучше. Дадут опиум или даже вытяжку из кокаина. Руку будто проткнули раскаленным железом. Она невольно зажмурилась, сдерживая стон.
– Ну вот, – сказал Бастор равнодушным тоном, – в ране находились кусочки ткани и железа. Могло б плохо закончиться, если не очистить предварительно.
– Спасибо, – сказала она, переведя дыхание.
Шрам на месте пореза казался старым и был еле заметным.
– Волей господина моего взялся, а так бы не стал.
Захотелось дать в глаз, но это все равно что лошадь бить. Не поймет. Честно назвал причину, а как это воспримется, не задумывается. Все ж с мозгами у него какие-то проблемы. Вроде нормальный, но простейших вещей не понимает.
