– Я послал людей в гарнизон без приказа, – сказал Клавдий виноватым тоном.
– Правильно сделал, – подтвердила Мира.
В общем-то за подобное самоуправство в зависимости от решения вышестоящего недолго и в петлю угодить. Тем более за ним числится участие в заговоре против власти. Прежней, но какая разница? Здесь и сейчас он повел себя абсолютно правильно. Легионеры не стали б подчиняться чужаку, однако поднять по тревоге означало экономию времени.
Командиры уже ждали, рядом торчал Эфраим бен Элиазар со своими людьми. Держать в городе клерухов сомнительной лояльности и парней Костаса ей крайне не хотелось. Поэтому погнала их под командованием своих доверенных сотников с малыми отрядами легионеров во главе по городам дельты принимать присягу и, если потребуется, бить недовольных. Эфраим несколько иное дело. Он принадлежал к шомроним
[60], как и целиком его тысяча воинов. Это тоже были иудеи, но какие-то не такие. В тонкости теологии Мира не вдавалась, главное, они не любят ни эллинов, ни сирийцев, ни местных, ни тех же иудеев и охотно вломят всем подряд, благо их соплеменников в Александрии немного и шанс попасть под горячую руку для своих минимален. Фараоны не дураки были и сознательно держали в гарнизонах воинов с другого конца страны. Оставалось лишь воспользоваться опытом.
– Все готовы?
– Уже и построены! – ответила сразу пара голосов.
– Иофан? – потребовала у артиллериста.
– Да, командир. Мои тоже.
– В городе, – сказала Мира уже всем известное, – бунт. Здесь останется третья, пятая и седьмая пехотные, а также первая и вторая кавалерийские сотни. Ворота закрыть, чтоб ни одна пьяная или буйная рожа на территорию не попала. Разрешаю расстреливать лезущих, по возможности принимать пострадавших, направляя в казармы. Остальные идут на подавление. – И принялась распределять, где какая сотня должна находиться.
Город огромен, требовалось не допустить расползания мятежа. Поэтому район необходимо заблокировать полностью, а уж потом заняться наведением порядка. При этом не мешает поставить к воротам своих людей, чтоб не сбежали недовольные. Да и нельзя оставить без охраны огромную александрийскую верфь, где имелся арсенал. В итоге, вопреки правильному сосредоточению сил в один кулак, пришлось добрую половину гарнизона раскидать по важным объектам.
Клавдий с двумя десятками наемников, используемых при патрулировании, очутился в подчинении у пятисотника Евангела, который перекрыл главный проспект, идущий через всю Александрию, и прочно встал, поскольку у него в распоряжении осталось не больше двух сотен и лезть вперед не имело смысла. Подошедшим из домов с предложениями помощи в наведении порядка он недвусмысленно приказал сидеть за заборами и не вмешиваться.
– Угомонить бунтовщиков наша задача, – заявил внушительно делегатам. – Государственная. Не вмешивайтесь, чтоб не пострадать случайно. Мы в форме, а с чужаками некогда будет разбираться.
Клавдий невольно обратил внимание, что приходившие были все единобожники, эллинов и египтян практически не наблюдалось. Похоже, город уже не просто в курсе происходящего, но и разделился.
Легионеры не особо нервничали, охотно принимали угощение и вино от местных жителей, и хотя десятники нечто рычали на тему не хлебать много, никто особо не прислушивался. Однако когда появилась толпа, всякой расслабленности пришел конец. Моментально подобрались и встали редкой цепочкой, держа ружья на изготовку двумя шеренгами. Клавдий воочию увидел, как их немного, и мысленно вздохнул. В отличие от приближающихся людей, вооруженных чем попало, он видел, что их ждет.
– Если разойдетесь по домам, – заявил Евангел в мегафон, который не могли не услышать даже на соседних улицах, – никто не пострадает.
Слова были какие-то неубедительные, ничего удивительного, что остановившаяся было при виде легионеров толпа взорвалась криками:
– Это из-за них все!
– Бей гадов!
– Их мало! Затопчем!
– Дай я скажу, – попросил Клавдий, протягивая руку.
– Долой захватчиков!
– Смерть им!
– Назначат командиром, – сквозь зубы ответил пятисотник, – будешь делать, что захочешь. А пока пошел вон.
– Распять сыновей Марии!
Толпа колыхнулась и двинулась вперед.
– Последнее предупреждение! – прогремел Евангел.
Прогремели два выстрела, один из легионеров охнул, хватаясь за плечо.
– Отходим! – приказал пятисотник, и воины неторопливо отступили к подобию баррикады, перекрывающей лишь часть улицы по ширине.
Толпа взревела и ускорила шаг.
– На колено! – рявкнул Евангел.
Легионеры рухнули моментально. И практически сразу над их головами ударили картечью две пушки, сметая первые ряды бегущих.
– Первый номер! Огонь!
Ружья первой шеренги выплюнули свинец в дико орущую от испуга и боли толпу. И сразу же принялись перезаряжать.
– Второй номер! Огонь!
Клавдию приходилось видеть многое прежде, но такого четкого следования командам и палкой не всегда добьешься. Движения, отработанные до автоматизма.
Пятисотник дунул в свисток, извлекая неприятнейший звук.
– Первый номер! Огонь!
Весь проспект был завален трупами и ранеными, а беснующаяся толпа превратилась в испуганное стадо, бегущее лишь бы подальше отсюда.
Из-за спин легионеров, обходя баррикаду с двух сторон, пошла в атаку конная сотня. Они рубили мечущихся в панике людей, добавляя к покойникам десятки новых. И хотя Клавдию очень хотелось сказать: «Зачем, все равно уже не угроза», он не открыл рта. Кое-что дошло задним числом, Евангел вовсе не хотел, чтоб бунтовщики извинились и ушли. Он именно этого и добивался. Спровоцировать нападение и пустить максимально кровь. Иначе и пушки, и кавалерия стояли б открыто. Хотя прямо ничего такого на инструктаже от Миры не прозвучало, можно не сомневаться, остальные поведут себя так же. Похоже, они собираются закошмарить город, раз и навсегда выбив из дурных голов любые мысли о сопротивлении. И совершенно не случайно требование сидеть по домам, относящееся к готовым помочь. Проконтролировать общую резню достаточно сложно. А показать, на что способно государство, недовольное поведением собственных граждан, – легко.
– Проверка в движении! – грянула очередная команда.
Клавдий никогда такой команды не слышал.
– Не торопиться, – сказал ветеран-десятник по соседству, – не рисковать по-глупому.
– Марш!
Шеренги неторопливым шагом пошли вперед. И тут до Клавдия дошло, что именно означает «проверка». Практически каждый лежащий протыкался штыком, а в пытающихся уковылять или вытащить оружие стреляли. Никто не обращал внимания на желающих сдаться. Их тоже добивали без малейших колебаний. Люди были самые разные. Хорошо одетые и оборванные, мужчины и дети. Даже женщины попадались. Без разницы. Взявший в руки оружие – враг по их вере. И не сказать, чтоб неправда. Готов убивать, будь готов и умереть. Женщин Чистые обычно не трогали. Даже насиловали редко, хотя могли в рабство продать, но когда и где победители вели себя иначе. Но не сопротивляющихся. Эти приравнивались к вооруженному противнику.
