Какое-то время и Кшиштоф, и Ирена молчали, а потом женщина тихо спросила:
– И что теперь?
– А теперь, моя дорогая, ты наведешь марафет, натянешь на себя образ тихой, скромной и законопослушной вдовы, которая ни сном ни духом, и отправишься в управление. А там будешь упирать на то, что не могла спать всю ночь. Будешь умолять следователя обо всем рассказать. А я послушаю. Мы должны выяснить, что ему известно!
– А если…
– Никаких «если», Ирена, – оборвал реплику женщины Кшиштоф. – Нужно выяснить. И чем меньше будет свидетелей, тем лучше. А ты должна держать себя в руках и не вызывать подозрений.
– Думаешь, мы сможем узнать, где Казимир спрятал?.. – в напряжении выдавила из себя рейяна Мнишек.
Кшиштоф помолчал, а потом мрачно ответил:
– Ковальский или сам даст нам зацепку, или мы из него это выбьем.
Я вздрогнула и на несколько секунд забыла, как дышать. Коробки накренились, грозя съехать вниз, погребя меня под ними. Но я этого не заметила, поглощенная переполнившими меня эмоциями.
– Собирайся, Ирена, – велел Кшиштоф. – Собирайся. Мы должны успеть до того, как появится хоть кто-то посторонний.
– Но ведь поезд из Гаруча приходит на заре, – напомнила рейяна Мнишек. – Маги могли приехать и нынче ночью.
– Нет, – уверенно ответил мужчина. – Пока никого в Броцлаве нет. И мы должны поспешить, я собираюсь отчалить следующим же поездом.
Голоса и звуки шагов отдалились. Я медленно выдохнула и соскочила с ящиков на земляной пол.
Картина вырисовывалась прескверная. И ее частично спровоцировал сам Глеб. А теперь он даже и не знает, что ему грозит. Да, он маг, наверняка сильный маг, но против него решило выступить существо, которое значительно хуже любого демона. Потому что это человек с силой и возможностями демона.
«Нельзя откладывать, придется рисковать», – признала я очевидное и принялась рыть утрамбованный земляной пол у двери.
* * *
Раздражающий гудящий звук норовил выдернуть Глеба из сна. Он недовольно поморщился и попытался прикрыть голову подушкой. Вот только подушки рядом не оказалось. Да и лежать почему-то было очень неудобно. Рыкнув от злости, старший следователь поднял голову и заспанно осмотрелся.
Ковальский увидел стол, папки, книги, газеты и исписанные листы, вырванные из блокнота. Подушки не было. Да и вообще спальня выглядела странно.
Осознание приходило медленно.
– Хракс… – протяжно выругался Глеб, наконец придя в себя.
Он заработался и уснул в управлении. Последний раз подобное с ним случилось несколько лет назад, когда из столицы пришел запрос на отчет о деятельности Броцлавского управления магконтроля, удовлетворить который следовало за считаные дни. Тогда они с Давидовским часто задерживались, да и приходили до официального начала дня. Никому не хотелось получить нагоняй от высокого начальства.
Старший следователь повел плечами, с усилием растер ладонями шею и лицо, пытаясь взбодриться, а потом поднялся, собираясь сделать несколько приседаний, чтобы разогнать кровь. И тут в кармане пиджака вновь ожил кристалл связи.
– Да? – с неудовольствием активировав артефакт, произнес Ковальский.
– Привет, Глеб, – устало сказал Вольшек. – Прости, что разбудил, но у меня срочное дело.
– Что случилось? – тут же напрягся Ковальский, знавший, что Давидовский просто так тарабанить никогда не станет.
Раздался треск, отдаленные голоса. По специфике выговора Глеб понял, что рядом с Вольшеком собрались жандармы.
– Я и сам не до конца понимаю, – ответил Давидовский через несколько секунд, отвлекшись на пару фраз, смысл которых Глеб не разобрал за треском и шипением – явными признаками, что на той стороне кто-то колдует или пользуется мощными артефактами. – Но у меня тут настоящее светопреставление. Артефакты в Низинах сошли с ума, фон как при прорыве, но я даже самого мелкого хракса не вижу.
– Что предпринял? – уточнил Глеб.
– Ну… а что тут можно предпринять? – с горечью выдохнул Вольшек. – Вызвал жандармов. Они сейчас прочесывают окрестности. Ищут вышедшие из строя артефакты, чтобы я потом их осмотрел. Хотел Влодека дернуть, но тот будто сквозь землю провалился.
Ковальский удивленно вздернул бровь и недоверчиво воззрился на кристалл. Завацкий из них троих был самым деятельным и активным. И на вызовы всегда отвечал споро, даже ночью, будто перед этим и не спал вовсе. Столь странное его поведение настораживало.
– Мне прибыть? – спросил старший следователь.
– Да не думаю, что твоя помощь нужна, Глеб, – невесело ответил Давидовский. – Тут явно не прорыв, а просто сбой. Времени на устранение уйдет много, но ничего серьезного не произошло. Я просто предупредить хотел, чтобы ты меня в первой половине дня не ждал, наверное. Хорошо, если к полудню управлюсь.
– Ладно, вызывай, если произойдет что-то серьезное, – согласился с решением управленца Глеб.
Кристалл перестал светиться, сигналя о разрыве связи, а Ковальский еще несколько минут хмуро на него взирал, осмысливая ситуацию. А та вырисовывалась весьма и весьма странная. Своим предчувствиям Глеб привык верить, а потому его насторожили оба происшествия: и исчезновение Влодека, и история в Низинах. В принципе подобное могло быть чистым совпадением, но за годы работы старший следователь привык со скепсисом относиться к подобным совпадениям. А уж в Броцлаве два таких происшествия одновременно – слишком много для совпадения.
– И повод в который уже раз пожалеть, что нас тут только трое, – пробормотал Ковальский. – Пусть Броцлав и маленький город, но порой хочется, чтобы в управлении было на одного или двоих спецов больше. Как раз на такие вот случаи.
Немного постояв, Глеб прошелся по комнате, а потом отправился на кухню. Ему предстояло сварить себе кофе и обдумать ситуацию.
* * *
Ковальский допивал третью чашку кофе вприкуску с несладким печеньем от Михала Горецкого, когда в дверь осторожно постучалась, а потом и зашла Ирена Мнишек. Следователь окинул женщину взглядом, отметив и аккуратный наряд, и легкую небрежность в прическе, и бледность кожи с залегшими под глазами синеватыми тенями.
– Доброе утро, старший следователь, – слабым голосом прошептала рейяна Мнишек, делая несколько неуверенных шагов вперед.
– Здравствуйте, – отозвался Глеб. – Что-то случилось?
Будто только этого и ожидая, женщина приблизилась к столу Ковальского и, почти плача, начала рассказывать про бессонную ночь, успокоительные капельки, слезы и почти истерику, в которой она пребывала почти до рассвета.
– Когда вы сказали, что сумели узнать правду, я не могла найти себе места! – заламывая руки и нервно вышагивая по комнате, призналась рейяна Мнишек. – Вы же понимаете… я любила Казимира. Его смерть… Я все еще не могу это принять. Он! Он был таким чудесным человеком. Я была так счастлива с ним. Рано или поздно мы бы зажили с ним одной семьей.
