Искренне ваша,
Джильда Глен
Томми кивнул лакею, и тот удалился, после чего показал записку Таппенс.
– Поразительно! – заявила та. – Это потому, что она до сих пор считает тебя священником?
– Нет, – задумчиво произнес Томми. – Думаю, скорее потому, что до нее наконец дошло, что никакой я не священник… Привет. Это еще что такое?
«Что такое» оказалось молодым человеком с огненно-рыжими волосами и задиристым подбородком, на котором была старая, поношенная одежда. Он вошел в зал и теперь расхаживал взад-вперед, что-то бормоча себе под нос.
– Проклятье! – заявил рыжеволосый сердито и громко. – Что тут еще скажешь? Проклятье!
Он опустился в кресло рядом с молодой парой и злобно посмотрел на них.
– Будь прокляты все женщины, вот что я скажу! – заявил он, свирепо глядя на Таппенс. – Да-да, если хотите, можете закатить скандал. Или выставить меня из отеля. Мне не привыкать! Разве мы не имеем права говорить то, что думаем? С какой стати мы должны все носить в себе, сдерживать наши чувства, улыбаться и говорить то, что говорят другие? Не хочу быть приятным и вежливым. Эх, с каким удовольствием я схватил бы кого-нибудь за горло и медленно придушил!
Он умолк.
– Кого-то конкретного или любого? – поинтересовалась Таппенс.
– Одного конкретного человека, – мрачно ответил молодой человек.
– О, как интересно, – сказала Таппенс. – Не желаете рассказать поподробнее?
– Мое имя Рейли, – ответил рыжеволосый. – Джеймс Рейли. Возможно, вы его слышали. Я написал томик «Пацифистских виршей». Хорошие вещи, даже если это говорю я сам.
– «Пацифистских виршей»?
– Да, а почему бы нет? – воинственно спросил мистер Рейли.
– Что вы, я просто спросила, – поспешила успокоить его Таппенс.
– Я за мир на все времена, – с пафосом заявил мистер Рейли. – К черту войну. И женщин! Женщин! Вы видели это создание, которое только что вертелось здесь? Джильда Глен, называет она себя. Джильда Глен! О боже, как я боготворил эту женщину! И я вот что вам скажу: если у нее есть сердце, то оно на моей стороне. Когда-то она любила меня, и я могу заставить ее полюбить меня вновь. Если же она продаст себя этой навозной куче, этому Леконбери – что ж, помоги ей Господь. Я убью ее своими собственными руками!
Сказав это, рыжеволосый поэт-пацифист поднялся и выбежал из зала.
Томми удивленно выгнул бровь.
– Какой, однако, нервный джентльмен, – пробормотал он. – Таппенс, по-моему, нам пора.
Когда они вышли из отеля, в прохладном вечернем воздухе уже начал сгущаться туман. Следуя совету Исткорта, супруги резко свернули налево и через несколько минут подошли к повороту, обозначенному как Морган-авеню.
Здесь туман был еще гуще. Мягкий и белый, он, извиваясь, плыл мимо них. Слева виднелась высокая стена кладбища. Справа протянулся ряд невысоких домов. Затем дома закончились, а их место заняла высокая живая изгородь.
– Томми, – призналась Таппенс, – мне немножко не по себе. Этот туман и тишина… Как будто на целые мили вокруг кроме нас никого.
– Да, есть такое ощущение, – согласился Томми. – Как будто мы одни во всем мире. Это эффект тумана, потому что мы не видим, что там впереди.
Таппенс кивнула.
– Лишь наши шаги эхом отдаются по тротуару… Ой, что это?
– Что именно?
– Мне показалось, будто я услышала позади нас шаги.
– Если ты будешь себя пугать, то через минуту увидишь призрака, – мягко заметил Томми. – Главное, не нервничай. Или ты боишься, что этот призрак-полицейский вдруг положит руку тебе на плечо?
– Прекрати, Томми! – взвизгнула Таппенс. – Не вкладывай мне в голову такие мысли.
Она обернулась через плечо, всматриваясь в молочно-белый туман, который обволакивал их с головы до ног.
– Я снова их слышу, – прошептала она. – Только теперь они впереди. Томми, только не говори, что ты их не слышишь.
– Нет, что-то я слышу. Да-да, чьи-то шаги у нас за спиной. Кто-то еще идет этой же дорогой на станцию. Интересно…
Он резко остановился и замер. Таппенс негромко ахнула.
Завеса тумана впереди них внезапно самым удивительным образом расступилась, и футах в двадцати от них, как будто материализовавшись из тумана, появилась огромная фигура полицейского. Еще мгновение назад его там не было, как вдруг он предстал перед ними – или, по крайней мере, так показалось их разыгравшемуся воображению. Затем туман слегка откатился назад, и за его спиной, подобно театральным декорациям, появился некий пейзаж.
Внушительного роста полицейский в синей форме. Красный почтовый ящик. Справа от дороги очертания белых стен дома.
– Красный, белый, синий, – проворчал Томми. – Прямо как на флаге… Пойдем, Таппенс, нам нечего бояться.
Полицейский – он сумел это рассмотреть – был настоящий. Более того, он был не так уж и велик ростом, как это показалось из-за тумана.
Увы, стоило им двинуться дальше, как позади них снова раздались шаги, а в следующую секунду их торопливо обогнал какой-то человек. Он свернул возле ворот к белому дому, поднялся по ступенькам и оглушительной дробью постучал в дверь медной колотушкой. Когда Томми и Таппенс дошли до того места, где, пристально глядя на него, застыл полицейский, его уже впустили в дом.
– Похоже, наш джентльмен торопится, – заметил полицейский.
Он говорил медленно и задумчиво, как будто его мыслям требовалось какое-то время, чтобы созреть.
– Такие, как он, вечно куда-то торопятся, – заметил Томми.
Полицейский медленно обернулся и подозрительно посмотрел на него.
– Это ваш знакомый? – резко спросил он. В его голосе явственно слышалось подозрение.
– Нет, – ответил Томми. – Но я чисто случайно знаю, кто он такой. Его имя Рейли.
– А! – протянул полицейский. – Кажется, мне пора.
– Вы не могли бы сказать нам, где находится Уайт-хаус? – спросил у него Томми.
Констебль мотнул головой в сторону белого дома.
– Вон он. Там живет миссис Ханикотт. – Он задумался, как будто решал про себя, делиться с ними ценной информацией или лучше не стоит. – Мнительная особа. Ей постоянно мерещатся взломщики. Вечно просит меня присмотреть за ее домом. Женщины в годах все такие.
– В годах? – уточнил Томми. – Вы, случайно, не знаете, остановилась ли в доме некая молодая особа?
– Молодая особа? – задумчиво переспросил полицейский. – Молодая особа… Нет, боюсь, я ничего о ней не знаю.
– Томми, она могла остановиться где-то еще, – сказала Таппенс. – Или же вообще пока ее здесь нет. Она ушла всего за минуту до нас.
