– Как же это все сохранилось-то?! – ахнул Гена.
Он привык к обглоданным кирпичным остовам, к заросшим кучам щебня вместо кафедральных соборов, к дощатым закромам в уцелевших приделах, к кумачовой клубной суете на амвоне, в лучшем случае – к лицедейской сцене на месте алтаря, как у них в университете.
– Загадка истории! – усмехнулся Колобков.
– Никакая не загадка, – объяснил Николай Иванович, сопя, – комиссарил у нас тут свой, местный – Сапронов. Мужик строгий был, но справедливый. Когда народ разгулялся, приструнил, а потом и сами утихли. Простые-то долго не озоруют, коль грамотные не подначивают.
– Ну, не так все просто, – возразил Илья. – Сапронова самого чуть не шлепнули. Троцкий его недолюбливал. Но Сталин в обиду не дал, они с Сапроновым вместе под Царицыном воевали. Наш чуть что не так – к нему. Так до самого Хрущева и руководил. Закончил директором краеведческого музея. Он, кстати, и раскопал детинец…
Экскурсовод указал на самый высокий городской холм. На вершине виднелся обломок стены, похожий на гнилой зуб с выеденной кариесом середкой.
– Считают, четырнадцатый век. Изяслав Тихий строил. Но фундамент гораздо древнее.
– Домонгольский? – со знанием уточнил Гена.
– Дорюриковский.
– А кто здесь был до Рюрика?
– Святогор. Город стоял на острове. Помнишь, «мимо острова Буяна, в царство славного Салтана…»:
Стены с частыми зубцами,
И за белыми стенами
Блещут маковки церквей
И святых монастырей…
– А море где?
– Выпили, – буркнул водитель.
– Ха-ха! Не море, не море, а Русский Океан. Схлынул. Остались только реки. Ока… Океан. Улавливаешь, откуда название?
– Улавливаю… – вздохнул Скорятин. – И еще осталась Клязьма. Называется так, потому что воды в ней как в клизме.
– Прямо сейчас придумал?
– Угу.
В «Мымре» штабелями лежали трактаты о том, что Россия – родина динозавров, старец Ной доплывал до Котельнической набережной и пил там крепкий мед под москворецкую стерлядку с князем Русом, а княжата Чех и Лях бегали к бортникам за добавкой, когда не хватило.
Спецкор отвернулся и стал смотреть в окно: они въезжали в Тихославль, точнее – в большое село, ставшее окраиной города. Машина пробиралась мимо рубленых изб и покосившихся сараев, огородов с распяленными пугалами, мимо прудиков с утками, колодезных срубов с цепями, намотанными на ворот, мимо цветущих яблонь и вишен. Вдруг среди деревенского захолустья поднималась новенькая типовая школа, сложенная из серых блоков, или возникала стекляшка с гордой вывеской «Универмаг». Да и люди на разъезженных улицах попадались разные: на завалинке сидела старуха в пуховом платке и плюшевом жакете, а мимо вышагивал городской гражданин в костюме, галстуке, с портфелем или даже с кейсом. И только смешная капроновая шляпа выдавала его сельское простодушие.
Колобков молотил что-то про Царьград на месте Нижнего Новгорода и Святоград на месте Тихославля, про послеледниковый Океан, доходивший до Тамбова, а Гена вспоминал вчерашнее прошлое. Выпив в вагоне-ресторане, он курил в грохочущем тамбуре и мечтал, что, вернувшись, войдет к Исидору, посмотрит ему в глаза и скажет, как любила говаривать бабушка Марфуша: «Владей, Фаддей, моей Маланьей!» Тот начнет отнекиваться, стыдить за густопсовую ревность, врать про остаточную дружбу между мужчиной и женщиной. Скорятин внимательно выслушает и молвит: «Эх ты, бычок коктебельский!» Даст «главнюку» в морду и уволится.
– Геннадий Павлович, – донесся из селектора голос Ольги. – К вам Инна Викторовна.
– Пусть подождет! Я занят…
– Инна Викторовна торопятся!
– А я говорю с Ниццей! – соврал он и покраснел от ненависти.
13. Заходырка
Скорятин мог уесть Заходырку одним способом – подержать в приемной. Но недолго. Боже, откуда они только взялись, все эти гоп-стоп-менеджеры? Завелись точно моль в гардеробе. Неведомое семя, занесенное на Землю с инопланетных джунглей, где каждая былинка готова впиться и высосать через копчик твой спинной мозг. Какой-то новый класс-паразит… Паразитариат. Узнать паразитария легко: одет-обут модно и дорого, в руках новейший айфон, без него никуда, как монаху без четок. В кабинете, за креслом, висят дипломы и сертификаты об окончании чуть ли не Кембриджа, а то и золотая дощечка «Человек года» по версии Всемирной академии управления (ВАУ). Паразитарий знает все и не умеет ничего, может только контролировать финансовые потоки, что в переводе на обыкновенный язык означает: воровать заработанное другими. Но главный, отличительный признак: они никогда не признают своих ошибок, промахов, а то и просто глупостей.
Когда готовились к 50-летию «Мымры», решили выпустить памятный значок, заказали эскиз – золотой глобус в серебряных ладонях, перечислили аванс Монетному двору. Оттуда в недоумении позвонили Заходырке:
– Вы забыли указать процент.
– Десять! – твердо ответила она
– А не маловато будет? – удивились чеканщики.
– Пятнадцать! – еще тверже объявила Заходырка.
– Ну как знаете, пятнадцать так пятнадцать…
Ее-то спрашивали про размер изделия по отношению к эскизу, а она подумала, уточняют откат за размещение заказа. В результате значок вышел размером с мандавошку, и гостям юбилейного вечера его даже не показали, чтобы не позориться. Правда, среди собирателей микрофалеристики значок пользуется диким спросом. И что – повинилась она? Нет, разогнала весь пиар-отдел, чтобы за спиной не хихикали. Кстати, еще один верный признак паразитария – людей увольняют, как лишние файлы в корзину сбрасывают: клик – и нету.
А с приглашениями на тот же юбилей что вышло? Позорище! Гена хотел, как всегда, распределить конверты между сотрудниками, чтобы развезли по адресам и с поклонами отдали в надлежащие руки.
– Это каменный век! Просто смешно! – возмутилась, узнав, Заходырка. – Так теперь никто не работает.
– А как?
– Очень просто. Заключим договор с фирмой «Русский скороход». Они доставят приглашения от двери к двери.
Заключили. Но не заметили маленького примечания в контракте, а там черным по белому: «Корреспонденция доставляется только в помещения, не оборудованные кодовыми замками и не имеющие контрольно-пропускной системы». А где вы найдете офис без секьюрити или дом без кодового замка? Разве в какой-нибудь вьетнамской лавке или в разваливающейся пятиэтажке на краю Москвы. Даже здесь, на выселках, куда сволочь Кошмарик загнал газету, без пропуска в здание не войдешь и не выйдешь. В итоге вечером, накануне юбилея, в редакцию приехал курьер «Русского скорохода», смуглый таджик, и вывалил из мешка кучу недоставленных приглашений.
