– Спасибо! – Глаза старика благодарно повлажнели. – Человечество вас не забудет. Берегите себя!
– Постараюсь.
– После публикации обращения у вас будут неприятности. Могут угрожать, вредить, мстить, возможно, захотят убить. Спрячьтесь! Уезжайте! Вам есть куда скрыться?
– Да, пожалуй. Поеду в Тихославль.
– Отличное место! Один из филиалов Шамбалы. Есть мнение: именно там сакральный центр Земли.
– Что вы говорите!
– Да. Хотя лично я сомневаюсь. Когда опасность минует, я вас извещу.
– Каким же образом?
– Геннадий Павлович, вы, вероятно, так и не поняли, с кем имеете дело.
– Кажется, понял. Вы «заботник».
– Правильно!
Николай Николаевич встал и поклонился, приложив скрещенные руки к груди. При этом он сцепил вместе большие пальцы, а остальные растопырил наподобие крыльев. Получилось что-то вроде птицы.
– Запомнили? – спросил псих, шевельнув пальцами.
– Что?
– Жест.
– О да!
– Это сакральный символ Космического Орла. Если умру, моего преемника узнаете по этому знаку. Но в контакт вступите после того, как он пошевелит левым крылом. Не раньше. Левым! Не представляете, сколько теперь развелось самозванцев! Прощайте…
На пороге «чайник» остановился, оглянулся, подмигнул Скорятину и вышел.
Через минуту заглянула виноватая Ольга.
– Охранника ко мне! Немедленно! – рявкнул главный редактор «Мымры», наливаясь лиловым бешенством.
35. Луна в Овне
Женя стоял на ковре согласно наставлениям «Энциклопедии успеха»: живот подобран, глаза опущены, на котячьей морде тихая готовность незаслуженно пострадать. Когда его бранили за очередного «чайника», проникшего в редакцию, он покорно отвечал: «Виноват – исправлюсь! Не повторится! Разрешите вернуться к исполнению?» Когда-то парень служил в армии и заведовал чем-то съедобным, но его уволили за ненасытность. Недаром ходил такой анекдот. Армянское радио спрашивают: почему у прапорщика на правом погоне звездочки блестят, а на левом нет? Ответ: на правом плече он мешки с краденым выносит.
Прощенный после очередного прокола и отпущенный восвояси, Женя выходил из кабинета начальства с видом победителя, а в кругу ближних – уборщиц, курьеров и водителей – объяснял, ухмыляясь: «Пресса не должна отрываться от масс! Ишь ты, забаррикадировались от народа!» Эти обидные слова донес боссу водитель Коля, жестоко обыгранный охранником в карты.
– Вы видели человека, который был у меня в кабинете? – строго спросил Скорятин.
– Видел. Не слепой.
– А как он попал в редакцию?
– Пришел за льготной подпиской. Инна Викторовна приказала всех, кто за подпиской, пропускать.
– Какая подписка?! Какая Инна Викторовна?! Он же сумасшедший. Псих!! – сорвался на крик главный редактор.
– Сейчас у всех с нервами плохо. – Женя глянул с глумливым соболезнованием. – Луна в Овне.
– Какая, к черту, Луна? В каком еще Овне? Я требую, чтобы «чайников» в редакции не было! Никогда! Где вы болтались час назад? Я не мог войти в редакцию.
– Уж и в сортир отойти нельзя…
– Я вас уволю!
– Не вы меня брали – не вам увольнять, – ухмыльнулся наглец вместо самокритичного «виноват – исправлюсь».
– Что-о?! – взревел Гена.
– Я работаю не в редакции, а в дирекции, – примирительно разъяснил охранник. – Если у вас есть ко мне вопросы, обращайтесь к Заходырке.
– Да я вышибу тебя вместе с твоей Заходыркой!
– А это попробуй!
– Вон! – Скорятин жахнул кулаками по столу. – Во-он!
Женя победно хмыкнул и вышел подбородком вперед.
– Они все спятили, Ниночка! – Геннадий Павлович пожаловался девушке на фотографии, выдавил из упаковки валидолину, бросил под язык, откинулся в кресле «босс» и в изнеможении закрыл глаза…
…Шабельскому незадолго до изгнания тоже хамила уборщица. Откуда они, эти простейшие, все знают наперед?! Чувствуют, что ли, боковой линией? Он вспомнил, как перестала с ним здороваться консьержка в Сивцевом Вражке. При советской власти домов с дежурными было немного, а пенсионеров, мечтающих за пятьдесят рэ в месяц посидеть в теплой сторожке, хоть отбавляй. Поэтому из хмурой массы трудящихся дежурные бабушки выделялись особой приветливостью, всячески стараясь понравиться жильцам. И вдруг интеллигентная Эмма Осиповна, в прошлом экономист-плановик, о чем она упоминала в самом пустячном разговоре, стала демонстративно отворачиваться при виде Гены. Почуяла, наверное, что он хочет бросить Марину – любимицу всего подъезда, никогда не забывавшую купить к празднику консьержке тортик.
Завибрировал мобильник, скользя по глянцевой обложке с Карабасом Барабасом, похожим на президента.
Звонил прозаик Редников из «Палимпсеста»:
– Слушай, тут такое дело… Может, зря беспокою? Забегала твоя Алиса из «Мехового рая», спрашивала, заходил ли ты ко мне в районе трех.
– А ты?
– Сказал на всякий случай, что не заходил. Правильно?
– Теперь без разницы.
– Но она, по-моему, не поверила. Бабы ведь чуткие.
– Ее проблемы.
– Вот как? Значит, все порвато-разломато?
– Вроде того.
– Ну и правильно: не твой формат. Мне из лавки видней. Даже обидно за белую расу!
– Спасибо за бдительность!
– За это купишь у меня три книжки.
– Договорились.
…Ласская тоже не поверила ни в какие сюрпризы – ни с ожерельем, ни с кооперативом. Гена прежде не то что квартиру, носки без одобрения не покупал, а приготовив заранее подарки, никогда не мог дотерпеть до заветной даты, гордо раскалывался задолго до торжества. Но Марина сделала вид, будто верит. Исидор, наверное, подучил. А может быть, мудрый тесть посоветовал. Индийскую роскошь она так ни разу и не надела, передарила кому-то. А когда кооператив вдруг накрылся (квартиры отдали многодетным семьям, устроившим митинг возле Моссовета), жена даже не расстроилась, забрала пай и расточила.
Однажды вечером в квартире раздались короткие междугородные трели. Обычно трубку снимала Марина – мать звонила ей с дачи десять раз на дню. Но Ласская замешкалась в ванной, и Гена, отложив «Новый мир», ответил сонным голосом:
– Алло.
– Можешь говорить? – сквозь треск спросил Колобков.
– Могу.
– Третий раз звоню. Ты сам-то к телефону когда-нибудь подходишь?
– Вот подошел.
– Передаю.
– Это я, – сказала Зоя прерывающимся голосом.
