Во второй раз Ваня пришел ко мне, когда его Контору в очередной раз переформировали и переназвали, что стоило немалых средств, поэтому на зарплату сотрудникам денег снова не оказалось. А у Кирпиченко как раз помер дед-фронтовик – и хоть в целлофане, как цыпленка, хорони! Выпили, повспоминали добрых и злых преподавателей, особенно Плешанова, возглавившего к тому времени Всероссийский научно-исследовательский институт зверств коммунистического режима имени Бухарина. Перебрали в памяти попробованных и непопробованных однокурсниц – за прошедшее время количество первых почему-то увеличилось, а вторых соответственно уменьшилось. Денег я снова дал, а когда благодарный Ваня ушел, строго-настрого предупредил секретаршу: будет звонить – не соединять ни под каким видом!
Нет, я не жадный. Я даже нищим всегда подавал – до одного удивительного случая. Тормозим мы однажды на красный свет возле Пушкинской площади, и к машине на костылях подволакивается слепой в лохмотьях:
– Помоги, брат!
А мы с Катькой как раз из постели в ночной клуб следуем, и она мне все время глазами про новый платок для «гербария» напоминает. И так мне вдруг стыдно стало. Вот я, сытый, богатый, в джипе, с любовницей и телохранителем, а вот он – голодный, грязный, оборванный, на костылях и в синих очках. В общем, достал я сто долларов, приспустил стекло – и протягиваю. Он берет, приглядывается, даже очки снимает, потом отшвыривает костыли, прыгает через чугунную решетку и, как братья Знаменские, – стометровку со свистом! Он, наверное, решил, что я ему по ошибке, не глядя, вместо доллара сотню вынул…
С тех пор не подаю.
А просят. Все время просят! Знаете, мы с детского сада по жизни общаемся с огромным количеством людей: одноклассники, однополчане, однокурсники, сослуживцы, подруги, приятели, знакомые, дальние родственники, случайные собутыльники, попутчики… Так – массовка жизни. Но по мере того как ты богатеешь или поднимаешься вверх по служебной лестнице, все больше участников этой массовки начинают считать себя главными действующими лицами твоей жизни. Друзьями, одним словом. А к кому еще обратиться в трудную минуту, как не к другу?
Так вот, весть о том, что Шарманов гребет бабки совковой лопатой, овладела массовкой. И вся эта очередь верных друзей выстроилась ко мне. Я человек не жадный, но деньги зарабатываются не для того, чтобы потом раздавать их, как приглашения на распродажу у входа в метро. Одного друга детства в течение месяца я пять раз случайно встретил возле дверей моего офиса – и каждый раз он бросался мне на шею с таким видом, словно мы не виделись лет двадцать. Пришла одноклассница, оказавшаяся в Москве проездом, и напомнила, как на школьной дискотеке я залез к ней под кофточку, а она обозвала меня дураком. Само собой подразумевалось, что такое теплое воспоминание требует немедленной отстежки. Из Кузбасса приперся даже однополчанин, который заставлял меня, «салагу», чистить ему сапоги, а если голенища не блестели, бил меня фильтром от противогаза по голове. Дал. За науку выживания…
Шарманов – фамилия редкая, но все же добрый десяток однофамильцев энергично навязывался мне в родственники. Войдя в кабинет, «родственничек» обычно впивался нежно-пытливым взглядом в мое лицо и объявлял, что я как две капли воды похож на Кольку. Сходство с матерью улавливалось гораздо реже, очевидно, оттого, что по отчеству можно ведь выяснить только как папу зовут. Пришлось составить подробное генеалогическое древо. Теперь каждому пришедшему проведать родную кровь секретарша в приемной выдает анкету, а потом сверяет ее с древом. Помогает…
Другое дело – настоящие родственники. Папаша мой, поисковик-женильщик, как «оборонку» прикрыли, без работы остался, а кушать-то хочется. Да еще надо жену молодую и детеныша кормить! Купил ему мастерскую – машины теперь ремонтирует. Из других городов чиниться едут – башка-то золотая, да и руки… Все-таки ядерный щит ковал! Недавно заслал он ко мне своего сына от второго брака, мол, помоги братику в Академию маркетинга и менеджмента поступить. Брат не брат, а глазки – папины. Поступил: «пятерка» – штука, «четверка» – пятьсот баксов. Но самое смешное с мамочкой получилось. Она после развода долго рыдала, потом все-таки попыталась нового спутника жизни подобрать. Бесполезно… Поужинать и позавтракать – с удовольствием, а в совместную жизнь мужика не заманишь. После сорока она у меня сильно приувяла и с личным интересом вроде совсем закончила. А тут как раз до городка долетело, что ее сынок в Москве разбогател до неприличия. Верите, очередь выстроилась! И все такие серьезные: сначала загс, потом секс! Она даже растерялась от изобилия. Пришлось мне на место вылетать. Выбрали в конце концов энергичного пятидесятилетнего вдовца, доктора наук, лауреата Государственной премии. На свадьбе весь Арзамас-16 гулял. Подарил я молодоженам «Тойоту» и отправил в круиз по Средиземноморью…
Но вернемся к Кирпиченко. Дела у Вани вдруг поправились. То ли там, наверху, поняли, что голодные спецслужбы – штука опасная, то ли сами внучки железного Феликса приспособились к джунглям новой жизни… В общем, Ваня больше ко мне не приходил. Я, конечно, на всякий случай следил за его карьерой и знал, что теперь он начальник целого отдела московского ФСБ – и даже как-то видел по ящику его путаное интервью в связи с убийством популярного шоумена. Одет он был вполне прилично, а лицо выражало скорее моральные, чем материальные претензии к террариумным нравам новой жизни.
Ему-то я и позвонил. И он – бывают же благодарные люди! – в тот же день приехал ко мне. Мы выпили, повспоминали добрых и злых преподавателей, позлословили о Плешанове, которого за трусость, проявленную в 93-м, сослали на каторжные работы в ЮНЕСКО, перебрали однокурсниц. Выходило теперь так, что ему не довелось попробовать только мою жену, а мне – только его… Наконец я рассказал о случившемся.
– Шантаж, – после длительного раздумья определил Ваня.
– Ну, это я и сам понял.
– Надо писать разговоры с ней на пленку.
Через час срочно вызванные очкарики быстро присоединили к моему телефону какую-то штуковину – и Ваня кивнул:
– Звони ей!
Катерина конечно же сидела дома и ждала моего звонка, даже трубку подняла после первого же гудка. Я представил себе, как все это происходит: она любила болтать по телефону, лежа на тахте и поставив аппарат себе на живот.
– Это я…
– Привет, Зайчуган! Ты подумал?
– Да. Твои условия?
– Я ничего не скажу мальчикам о твоих денежках. Но ты переведешь полтора миллиона долларов на мой счет. Запиши номер – 16148. «Лось-банк». С кем там поговорить, ты знаешь… Когда все сделаешь – перезвони!
В трубке раздались короткие гудки. Я даже представил себе, как она, скинув с живота телефон, кувыркается на тахте, повизгивая от радости и торжества. Ей сейчас хорошо! Ей по-настоящему, до воплей, до скрежета зубовного, хорошо! Не то что мне…
– Вот стерва! – только и вымолвил Кирпиченко.
Шантаж был налицо – и Ваня мог действовать.
– Что будем делать? – спросил он. – Сажать?
