Полгода спустя наша печатная продукция стала вполне серьезным фактором в поле зрения обывателей – и постоянные, и случайные читатели были уверены в том, что за листовками стоит сплоченная организация, борющаяся с пронацистским режимом. Такая приятная уверенность, далеко не соответствовавшая реальности, укрепляла наши позиции в глазах приспособленцев, да и просто колеблющихся людей тоже. Оказывается, сопротивление германскому победителю и его союзнику-маршалу существует и действует! А нас, поначалу со скрипом, набиралось всего-навсего несколько десятков человек.
Сопротивление оккупации и позору – это должно было стать естественной реакцией всякого француза, не потерявшего чувство собственного достоинства и преданности родине. Мы, «Последняя колонна», видели будущее в свете наших убеждений: Франция должна стать свободной как от фашизма, так и от коммунизма, подписавшего союз с Гитлером и тем самым выступившего против нашей борьбы с захватчиками. Пакт Молотова – Риббентропа о ненападении и разделе Восточной Европы привел к кризису во влиятельном французском движении коммунистов: около трети со скандалом вышли из партии. И только Адольф Гитлер отчасти подправил положение: с началом его вторжения в Россию коммунисты снова, правда с опаской и оглядкой, стали рукопожатным элементом в большой мировой политике.
Влияние «Последней колонны» крепло, наши материалы были востребованы по всему югу Франции. Вначале нас было шестеро, объединенных врожденным понятием чести и достоинства, потом сеть корреспондентов и распространителей расширилась до шестидесяти, еще через недолгое время – почти до шестисот, многие из них готовы были взяться не только за листовки, но и за оружие. Я носился по югу Франции и «влезал в окна горящих домов», как мой друг детства Жестяной пожарный. Приходилось заниматься всем одновременно: вытаскивать арестованных из застенков полиции, пристраивать раненых беглецов в тайные лазареты, делить крохи денег и оружия между группами. Я обеспечивал рост численности движения, устанавливая связи с профсоюзами, начинал планировать акты саботажа и первые, почти мальчишеские, диверсии: мои люди, рвавшиеся в бой, подсыпали сахар в бензобаки автомашин, на которых собирались вывозить продукты для отправки в Германию, и выводили технику из строя.
Но главной моей задачей оставалась пропагандистская печатная продукция. На голом энтузиазме сочную отбивную не поджаришь – для производства и распространения листовок и прокламаций нужны были деньги, которыми у нас и не пахло. Однажды нам пришлось задержать выпуск очередного бюллетеня на четыре недели. Кризисное положение спас отзывчивый меценат, и мы продолжали выходить. Откуда пришло пожертвование? Очень просто: мне, как аристократу по происхождению, приходилось буквально лицедействовать: каждый день ходить обедать к богачам, выслушивая часами бредни про мировую политику для того, чтобы потом в сигарной комнате выклянчить для «Последней колонны» десять-двадцать тысяч франков. Деньги нужны были позарез! Для привлечения финансового внимания к нашей «Колонне» нам нужна была яркая реклама. Мы должны были придумать и успешно провести такой резонансный акт, который заставит о нас говорить весь Юг. Над этим делом я ломал себе голову целую неделю – и наконец придумал.
Петен собрался провести инспекционную поездку по отличившимся жандармским гарнизонам в сопровождении охраны и журналистов. Поездка была обставлена по-королевски: кортеж из нескольких машин, граждане, теснясь и толкаясь на тротуарах, криками славят восседающего в открытом кабриолете маршала, приветственно поводящего рукою…
У нас был сочувствующий нам человек в резиденции Петена, и я знал, на какой день назначена инспекция. К этому дню мы напечатали на тонкой бумаге триста листовок, живо рассказывающих о предательстве Петена, украшенных хлесткой карикатурой на ручного маршала и подписанных: «Последняя колонна». Листовки были свернуты в тугой кокон и щедро рассыпались при вскрытии обертки. Ночью, накануне проезда кортежа мимо намеченного нами дома, наш активист-доброволец укрыл пакет в жерле водосточной трубы, сбегавшей по стене от крыши к земле, а неприметную шелковую леску, прикрепленную к обертке, надежно припрятал в щели тротуара и камушком привалил; стоило только потянуть за леску, и все триста освобожденных листовок веером разлетелись бы по тротуару и по дороге.
Кортеж появился вовремя. Наш доброволец дернул за леску, обертка раскрылась, листовки посыпались, и удачно налетевший ветер их подхватил; они усеяли и тротуар, и дорогу перед кабриолетом Петена. Несколько штук, уверяли потом очевидцы, попали и в открытую машину маршала.
Люди наклонялись, поднимали листовки, читали. Разглядывали карикатуру, указывали пальцем на Петена. По толпе прокатилась волна смеха: вот тебе и приезд маршала, вот тебе и всенародный праздник! Петен нахохлился, резко что-то приказал сидевшему рядом с ним офицеру. Машина рывком взяла с места и, набирая скорость, укатила прочь.
Эта забавная история, приключившаяся с престарелым маршалом, облетела весь Юг и послужила основой для множества анекдотов, а анекдоты успешно соперничают с «оружием пролетариата» – булыжниками. Слушая эти обидные для маршала и веселые для нас анекдоты, мы чувствовали себя именинниками.
Операция «Водосток» полностью себя оправдала. Наш осведомитель из резиденции в Виши передавал, что Петен был вне себя от ярости: требовал немедленно поймать подпольщиков и расправиться с ними самым свирепым образом, чтоб другим неповадно было. Маршал бушевал по вполне понятной причине: всякий политик более всего боится публично оскандалиться и стать объектом для насмешек… Наша работа была выполнена ювелирно – поначалу никого не поймали, ни с кем не расправились.
Зато о «Последней колонне» толковали повсеместно: и какие мы-де находчивые, и какие храбрые, и как нас много – на каждом шагу. Приток добровольцев после «Водостока» увеличился чуть не вдвое, но в этом была и опасность: вишистский агент проник в одну из наших ячеек, моя племянница Бертранда была схвачена полицией, попала в тюрьму, а племянник Жан-Анне успел скрыться. Вся многочисленная родня, исключая лишь братьев Франсуа и Анри, днем и ночью проклинала меня… В нашем замке Ранси был тщательный обыск, копались даже в старых игрушках на чердаке – я уверен, что мой верный друг, Жестяной пожарный из далекого детства, ненавидел этих дотошных жандармов. К сожалению, были найдены некоторые мои записи, в том числе о сборе денег для «Последней колонны». Если раньше я мог поехать в любой город Юга и бывал даже в Виши, то теперь моя фотография была в каждом полицейском участке, а может быть, даже в руках гестапо, которое тянуло свои щупальца из оккупированной зоны на юг. Мне пришлось уйти в глухое подполье, и я не мог уже собирать деньги по-прежнему.
Потянулись тягостные дни – без связи, без денег, без надежды на победу. Единственные новости, которые доходили до меня, – кто из моих людей арестован, где прошли обыски. Как обгоревший пожарный, лежал я на кровати в конспиративной квартире неподалеку от Лиона, пока наконец не признался сам себе: «Последняя колонна» зашла в тупик, нужно создавать новую организацию!
Для того чтобы придумать эту организацию, пришлось заглянуть в себя и ответить на простые вопросы: кто я? Чего хочу добиться? Что умею делать? Кому, кроме меня, это нужно? Кто может быть моим партнером?
