Игорь Бэлза: Мы выяснили, что Святослав Игоревич пускай косвенно, но все-таки повлиял на вашу судьбу, а повлиял ли он на ваше отношение к жизни?
Николай Цискаридзе: На мои жизненные принципы – нет. Но он был одним из тех ориентиров, на которые я равнялся. Особенно когда сам стал вести разные программы. У меня есть свои кумиры, телевизионные ведущие. Те, кто работает вживую, а не произносит заученные тексты. Это очень сложно, и Святослав Игоревич это делал лучше, чем кто-либо другой. Леонид Парфенов – тоже один из моих авторитетнейших кумиров. Меня восхищает его интеллект и то, как он выстраивает свой монолог. Я уже упомянул, что часто Бэлза вел трансляцию концертов из Большого театра, в которых я участвовал. Я стою за кулисами и, как у нас говорят, разогреваюсь перед выходом на сцену. Спрашиваю у режиссера, сколько минут мне еще ждать. Он отвечает, что не больше трех. И сообщает об этом Бэлзе, у которого в ухе микронаушник. В мониторе Святослав Игоревич рассказывает очередную какую-то байку. А после нее он начинает другую историю. И вдруг режиссер сообщает ему в микронаушник, что осталось всего двадцать секунд. Ваш отец изящно заканчивает свой рассказ и объявляет, что начинается следующее отделение концерта.
Вот этот стремительный, но логически подготовленный переход от одного содержания к другому на меня сильно подействовал. Это самое сложное для телевизионных ведущих. Я всегда вспоминаю вашего отца с этим микронаушником в ухе и режиссерские уведомления о том, что осталось три минуты, потом двадцать секунд и надо быстрее закругляться. И, наконец, неожиданный призыв «заходить на коду», то есть на заключительную часть музыкального произведения. В нашем случае – музыкального действа. Святослава Игоревича очень часто «прикрепляли» в помощь к слабым ведущим, к неумехам, которым очень хотелось что-то вести в эфире, но они не были к этому подготовлены. Эти люди были заинтересованы в профессиональном партнере. Бэлза всегда помогал. Даже если его партнер в диалоге допускал ошибку, он ее тактично исправлял. Опыт у него был колоссальный. К тому же Бэлза себя не выпячивал. Он стоял на полшага сзади, но при этом всегда был на восемьдесят шагов впереди.
Что остается сказать: не надо лезть не в свое дело, если ты в нем полный профан. Все эти неумехи, которые составляли с ним пару, выглядели жутко беспомощно. Он своей деликатностью их уничтожал. На его примере я лишний раз убедился в том, что профессионализм в любом деле – основа успеха.
Игорь Бэлза: В фильме, снятом на канале «Культура» после смерти отца, который называется «Незаданные вопросы», Юрий Рост обратил внимание на интересный эффект, производимый на зрителя рассказами Бэлзы. Казалось, что он сидел чуть ли не рядом с Моцартом и наблюдал, как тот записывает нотными знаками свою музыку. Что он слушал, как виртуозно Паганини имитирует на скрипке пение птиц, мычание коровы и звуки флейты. Не было ли у вас такого же ощущения?
Николай Цискаридзе: Нет. Не возникало. И даже не могло быть. Хотя бы потому, что Святослав Игоревич не подавал себя публике по известному шаблону: я и Пушкин, я и Моцарт. Он сохранял, говоря о них, значительную дистанцию.
Например, в мой бенефис он мог бы обо мне порассказать много чего, зная меня с моего детства. Но как он говорил о Моцарте, так же он говорил и обо мне. С некоторой отстраненностью от наших дружеских отношений. В этом был его профессионализм. Он никогда не переходил за грань допустимого. Вот что было ему присуще. К сожалению, этому сложно научить. Даже невозможно. Это дается с рождения.
Игорь Бэлза: Согласен с вами. Чувство внутреннего такта, оно передается с генами.
Николай Цискаридзе: К сожалению, не всегда. Как говорила Раневская, «талант такая вещь – непонятно, на ком вскочит».
Игорь Бэлза: Для большинства людей Святослав Бэлза ассоциируется с джентльменом в смокинге и бабочке, виртуозно владеющим русским языком, прекрасно разбирающимся в искусстве. Человеком, обладающим энциклопедическими знаниями и любящим иронизировать не только над собой, но и над собеседником. Вы, как я знаю, общались с моим отцом не только на сцене, но и в непринужденной обстановке. Как говорят, «без галстуков». Каким он был в неформальной обстановке?
Николай Цискаридзе: Вообще, я даже не могу вспомнить, чтобы Святослав Игоревич был не в костюме, а в какой-то более вольной одежде. Без галстука – такое бывало, но чтобы не в костюме – такого не припомню. Мы веселились, могли посплетничать. Между нами сложились доверительные отношения. Не могу сказать, что он кого-то смешивал с грязью, однако его высказывания о ком-то часто были не без ехидства. Он знал цену каждому. Иногда, услышав от меня что-то хорошее о каком-то человеке, Святослав Игоревич спрашивал: «Ой, Коля я сам люблю этого человека, можно я ему передам, что ты о нем так высоко отозвался?» Естественно, я отвечал, что буду только рад. Представляете, насколько он был щепетилен! Удивляло также, что, проработав на канале «Культура» последние пятнадцать лет, он сумел установить определенную дистанцию между собой и телевизионным руководством. Многие люди, работающие на телевизионных каналах, не отличаются тактичностью и добродушным нравом. Но даже они себе не позволяли сказать что-то обидное в его адрес. Он их просто не услышал бы.
Игорь Бэлза: Возможно, вы вспомните что-то из вашего общения в неформальной обстановке?
Николай Цискаридзе: Мое самое яркое воспоминание – это 1995 год, время моей молодости. Как наконец-то вся наша компания проезжала Дворцовый мост и как до этого мы простояли всю ночь у сфинксов и там пили коньяк прямо из горла бутылки.
Игорь Бэлза: Да, по очереди. Я помню, что была какая-то еще закуска.
Николай Цискаридзе: Не помню, откуда эта закуска взялась. У меня ее не было, это точно. Что интересно, мы были по-летнему одеты, а ночью стало прохладно, потому-то пригодился коньяк. Одно из ярчайших впечатлений также – это многочасовая запись Нового года. Это была работа, но это, что подтвердит Денис Мацуев, не была работа в традиционном понимании этого слова. Это была работа в кайф. Вот уж мы тогда втроем кайфанули в полную силу. Сами получили удовольствие и телезрителям доставили. Мы многое и многих обсудили, совершенно забыв, что у нас микрофоны. Даже задели таких людей, которых не следовало бы обсуждать.
Игорь Бэлза: Я думаю, вы знаете, что Святослав Игоревич был автором большого количества предисловий, послесловий к шедеврам мировой классики. Общение с ним как-то повлияло на ваш круг чтения?
Николай Цискаридзе: Мы вместе с ним работали. Я у него учился и пытался ему соответствовать. Я должен был так же интересно рассказывать о балете, как он рассказывал об опере, музыке, романсе, композиторах и исполнителях. Сначала я делал кальку с того, что представлял он. Я слушал, что он говорил об опере, и в таком же духе рассказывал о балете. Святослав Игоревич появился на телевидении намного раньше, чем я. У вашего отца был значительный опыт, а я его только нарабатывал. Поначалу у него и у меня был большой хронометраж. Нам давали на вступительное слово каждому по пятнадцать минут. Мы же без рекламы тогда работали. Мне приходилось на первых порах много чего пересмотреть и перечитать. По тем давним временам я молотил по полтора часа, из которых в итоге делали пятнадцать минут. Сейчас я более опытный. Теперь знаю, что возьмут не больше одиннадцати минут. Так к чему мне лишнее болтать?!
