В один из таких сюжетов я смог оценить великодушие Славы. Одним из телефонных звонков я был вызван на очередную лекцию. У гостиницы меня уже ждала «Волга», и, когда мы поехали, я, просто чтобы поддержать разговор, спросил у сопровождавшей меня девушки, знают ли они тему моей лекции. «Конечно, – ответила она. – „Литература и идеологическая борьба“». (Под такой прямолинейной, как оглобля, «райкомовской» рубрикой «проходили», видимо, тогда в каких-то ведомствах увлекательные рассказы обоих моих сотоварищей о необыкновенных людях и ситуациях, с которыми они встречались.) Я похолодел, понимая, что произошло недоразумение и что я попал в переплет. Серьезность ситуации я осознал еще больше, когда меня привезли на место, в большой машиностроительный комбинат, и я вышел в огромный зал, полный народа. Я смотрел на этих крепких ребят, создателей то ли комбайнов, то ли тракторов, и понимал, что вся моя поэзия не слишком их вдохновит. Вместе с тем ясно было, что бежать уже некуда. И я стал рассказывать о «своих встречах» с Чарлзом Сноу и с Грэмом Грином, о своем пребывании в Англии в разгар Фолклендского кризиса. Успех был полный, после лекции собравшиеся провожали меня на улицу. И когда я, вернувшись в гостиницу, рассказал друзьям о том, что со мной приключилось, Слава, совершенно не задетый тем, что я «присвоил» себе сюжет, принадлежавший ему и только ему, одобрительно похлопал меня по плечу и сказал: «Молодец, не растерялся!»
Вообще на этих наших путях-дорогах, где люди открываются полнее, мы не раз имели возможность видеть, что Славу не особенно заботила демонстрация своей значимости, хотя цену он себе, конечно, знал. В одной из поездок по Дальнему Востоку мы оказались на берегу Уссури, а потом полдня бродили по уссурийской тайге под руководством инженера Володи, начальника местной ПМК (походно-механизированной колонны – короче, лесорубов), который до того на берегу прекрасной реки Уссури щедро угощал нас, вместе со своими лесорубами, дарами этой земли – от рыбы, выловленной здесь же, до мяса изюбра, подстреленного в тайге («Вот, ребята, – сказал Володя, когда на столе появились эмалированные тазы с кусками мяса, – одолжил в местной тюрьме автомат и три дня ходил по тайге, чтобы найти для вас изюбра»).
Во время нашей прогулки по тайге Володя вдруг узнал, что фамилия одного из нас – Сенкевич. Он подошел к Саше и, зачарованно глядя на него, спросил: «А кто тебе Юрий Сенкевич?» (Имя этого ученого, писателя, путешественника, ведущего телевизионного «Клуба кинопутешественников» было тогда необычайно популярным.) «Брат», – не дрогнув, ответил Саша и, на всякий случай, добавил: «Двоюродный». А потом, когда мы вышли из тайги, Володя повез нас к себе домой, но подходя к дому, сказал, что сначала надо зайти в магазин, куда привезли узбекские арбузы. В магазине был перерыв, но Володя постучал в окно и крикнул: «Девушки, здесь московские писатели!» Дверь тут же открылась, мы вошли, и Володя, взяв самый огромный арбуз, повернулся к продавщицам и, указав им на Сашу Сенкевича, сказал: «Девушки, вот это – двоюродный брат Юрия Сенкевича!» А потом, довольно критично посмотрев на Славу и на меня, добавил: «Ну, а это – тоже хорошие ребята». Долго потом мы со Славой посмеивались, вспоминая эту мизансцену.
Лишь дважды я видел Славу не то чтобы обиженным, – но обескураженным. В первый раз это было в имлийские времена, когда имя Славы Бэлзы начало становиться известным (он уже был членом Союза писателей, спецкором «Литгазеты»). Перед каким-то очередным писательским съездом ему поручили написать доклад для одного из секретарей правления Союза писателей. Слава все написал, передал текст куда надо – а на следующий день его вызвал к себе этот секретарь правления, и разговор был такой: «Ну, Слава, доклад ты написал хороший. Но не выдержан мой стиль». Надо было видеть лицо Славы, поведавшего нам об этой чиновной наглости.
А второй случай произошел позже, когда мы втроем уже много ездили вместе под крылом благословенного «Знания» (спасибо «Знанию», благодаря которому мы изъездили полстраны, узнали многих замечательных людей и увидели те красивейшие уголки земли, которые никогда бы, может, при других обстоятельствах не увидели). Однажды Слава в составе делегации этого общества поехал на Мальту, где проходили Дни русской культуры. Вернувшись, он рассказывал о поездке, и мы, заметив, что в чем-то он нам «не признается», стали спрашивать, что же еще там приключилось. И Слава, не скрывая улыбки, рассказал: «Представляете, идет заключительное выступление нашей делегации – стадион, масса народа. Я выступаю, успех огромный, гром оваций – и под этом гром аплодисментов выходит вперед руководитель нашей делегации, зампред общества „Знание“, и, широким жестом показывая на меня, радостно говорит в микрофон: „И вот таких у нас восемнадцать тысяч!“»
Конечно, «таких у нас» был один Слава Бэлза; и все, что им было сделано на этой земле (и писания его, и выступления), имело свой стиль, несло на себе печать его личности, в которой естественно соединялись огромная культура, доброжелательность и невероятное обаяние.
Ренэ Герра (Франция). Собеседник с аристократическими манерами
Познакомился я со Святославом Игоревичем Бэлзой в апреле 1995 года в Третьяковской галерее на вернисаже выставки картин художников-эмигрантов из моего собрания «Они унесли с собой Россию…». Я был поражен его осанкой, благородным видом и манерой говорить. Это была наша первая и, к счастью, не последняя встреча.
Несколько лет спустя мы снова встретились и смогли побеседовать, на сей раз в Париже, в особняке постоянного представительства РФ при ЮНЕСКО на ул. Прони, недалеко от парка Монсо, куда он был приглашен в качестве ведущего на литературно-музыкальном вечере в честь выдающегося дирижера Геннадия Рождественского. Позже в этом же особняке я не раз общался со Святославом Бэлзой на концертах и встречах, например, с известным театральным режиссером Романом Виктюком.
В один из этих приездов в 2001 году я пригласил его к себе в пригород Парижа Исси-ле-Мулино и показал свою библиотеку и картины художников-мирискусников (А. Бенуа, М. Добужинский, К. Сомов, Л. Бакст, И. Билибин, С. Чехонин и др.), а он мне передал от Г. Рождественского книгу «Треугольники» с трогательной дарственной надписью.
Снова встречались, и не раз, в Подмосковье, в музее-усадьбе «Остафьево», куда я первый раз поехал с нашим общим другом поэтом и писателем А.Н. Сенкевичем, который меня и познакомил с директором А.С. Коршиковым.
14 ноября 2010 года в доме-музее М. Цветаевой я имел честь вместе со Святославом Бэлзой вести творческий вечер Александра Сенкевича «50 лет в поэзии».
5 сентября 2012 года мы не случайно были опять втроем на Книжной ярмарке на ВДНХ, а затем поехали на Никитский бульвар в Музей Востока на выставку Михаила Шемякина «Рисунки в стиле Дзен».
Об этой незабываемой встрече осталась красноречивая надпись в моем альбоме: «Дорогой и высокочтимый Ренэ, прекрасно, что в век мерзких гаджетов и дивайсов Вы завели себе старомодный альбом в духе Золотого и Серебряного веков нашей культуры. Испытываю к Вам почтение как к знатоку и собирателю реликвий русского искусства и словесности. Да здравствует благородная старомодность и одержимость коллекционера! Святослав Бэлза 5/6 IX 2012 Москва».
