Ныне уже требуется известное усилие воображения, чтобы представить себе, как жили люди в ту пору, когда родился Жюль Верн: не знали электрического освещения, обходились без телефона и телеграфа, не было ни радио, ни магнитофонов, ни кино, ни телевидения, не существовало автомобилей и самолетов, да и пароходы – неуклюжие «пироскафы», немилосердно чадящие из длинных труб и бьющие своими колесами-плавниками по воде, – только-только появились и никто не видел в них серьезной конкуренции красавцам-парусникам.
«Паровое судно в водах Ламанша в 182… году являлось новшеством необычайным, – писал Виктор Гюго в романе „Труженики моря“. – Простодушным морякам тех лет пароход, должно быть, казался плавучей преисподней. Один местный проповедник поставил такой вопрос: „Вправе ли мы принудить воду работать заодно с огнем, если они были разделены самим богом?“ И разве не похож этот железный огнедышащий зверь на Левиафана? Не значило ли это возродить хаос человеческими руками? Успехи прогресса не впервые воспринимались как возвращение к хаосу. Академия наук в ответ на запрос Наполеона о паровом судне в начале века вынесла такой приговор: „Безумная идея, грубейшее заблуждение, нелепость“… Ученые отвергли идею парохода как нечто невозможное; священнослужители, в свою очередь, отвергли его как что-то нечестивое. Наука отрицала, церковь проклинала…»
Однако многие общепринятые теперь истины, выглядевшие некогда ересью, и многие идеи, казавшиеся поначалу безумными или нелепыми, быстро изменили мир и представления о нем. За три четверти столетия, что были отпущены судьбой Жюлю Верну, ему не раз довелось стать свидетелем торжества именно таких идей. И немало идей, которые воспринимались сперва как плод чистой фантазии, но получили потом реальное воплощение, было выдвинуто им самим.
Одна человеческая жизнь способна вместить очень многое. И жизнь Жюля Верна проецируется на целый ряд подлинно революционных событий как в области развития науки и техники, так и в общественно-политической истории Франции, Европы. Он родился в эпоху пара, а умер в век электричества. Родился в период реставрации династии Бурбонов, когда на французском троне восседал самонадеянный Карл X, а умер после образования Третьей республики. Ему было два года, когда народ дал волю своему гневу и вышел в Париже с ружьями на баррикады в июле 1830 года (вольнолюбивым порывом тех дней вдохновлено знаменитое полотно Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ»); ему было двадцать лет, когда грянула революция 1848 года; на его глазах была провозглашена и вскоре жестоко подавлена Парижская коммуна…
Не только эпоха, но нередко и место рождения определяет будущее человека, помогает ему понять свое призвание. Жюль Габриэль Верн появился на свет в древнем Нанте. Это крупный порт на западе Франции в низовье самой длинной реки страны – Луары, впадающей в Бискайский залив. Дыханием моря пропитана была вся жизнь торгового города, как рукавами Луары рассечена его площадь. Здесь сновали вверх и вниз по реке рыбацкие баркасы; отсюда уплывали и сюда возвращались с грузом разнообразных товаров большие корабли, пересекшие океанские просторы. Маленький Жюль рано почувствовал властный зов музы дальних странствий и в одиннадцать лет пытался бежать из дома, нанявшись юнгой на шхуну, которая отправлялась в Вест-Индию, но был снят с борта спохватившимся отцом. Жюлю Верну не удалось, как его любимому младшему брату Полю, стать морским офицером. Однако пробудившаяся еще в раннем детстве тяга к путешествиям несомненно сказалась на выборе им жизненной дороги.
Другим фактором, оказавшим решающее влияние на этот выбор, стали книги. Мальчик зачитывался романами Дефо и Вальтера Скотта, Диккенса и Купера, Эжена Сю и капитана Марриэта.
Страсть к сочинительству овладела Жюлем тоже в юные годы. Он слагал романсы, сонеты, шутливые мадригалы матери, сестрам и кузинам. Писал также трагедии в стихах. Отец Жюля, мэтр Пьер Верн, который и сам отдал дань стихотворству, снисходительно относился к этим ранним пробам пера, однако не помышлял об ином поприще для своего первенца, чем юриспруденция. Родители твердо решили, что их старший сын должен избрать солидную адвокатскую профессию и унаследовать контору отца. Чтобы не перечить их воле, после окончания Нантского королевского лицея Жюль Верн отправляется в Париж для получения степени лиценциата права.
Он получает эту ученую степень в 1849 году, сдав все положенные экзамены и защитив диссертацию. Но одновременно его ничуть не прельщает участь провинциального адвоката. Безгранично веря в собственные силы и не страшась никаких трудностей, Жюль Верн мечтает о громкой литературной славе, пытается во время приездов в Нант и в письмах убедить отца в том, что таково его истинное призвание.
«Литература – прежде всего, ибо лишь на этом поприще я смогу добиться успеха, все мои мысли сосредоточены на этом!.. Буду ли я одновременно заниматься юриспруденцией, не знаю, но, если трудиться на обоих поприщах, одно убьет другое, да и адвокат из меня вряд ли выйдет…», «Дорогой папа, уверяю тебя, что стремлюсь лишь к одной вещи в мире – служить моей музе, и начать это как можно скорее, ибо у меня нет денег, чтобы нанимать ей кормилицу. Что бы ты об этом ни думал и как бы горько на это ни сетовал, уверяю тебя, что дело обстоит именно так…», «Я предпочитаю стать хорошим литератором и не быть плохим адвокатом…» – вот характерные выдержки из писем Жюля Верна домой, отражающие его настроение той поры.
В Париже он сразу же постарался проникнуть в литературные салоны, завести необходимые для этого знакомства. Он жаждет во что бы то ни стало увидеть своими глазами живых богов литературного Олимпа, чьи строки затверживал наизусть. И вскоре молодой провинциал удостаивается чести предстать перед теми, кто принес триумфальные победы французскому романтизму, – перед Виктором Гюго, Теофилем Готье и Александром Дюма, на которого произвел особенно благоприятное впечатление.
В отличие от строго державшегося Гюго, члена Академии, пэра Франции, депутата Национального собрания (а в скором времени изгнанника), добросердечный Дюма казался – и хотел казаться – героем собственных феерий. Есть некая символика и закономерность в том, что «крестным отцом» Жюля Верна в литературе стал именно создатель «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо». После смерти им суждено «стоять почти что рядом»: и тот и другой всемирно признаны классиками приключенческой литературы. Если для Дюма, по его выражению, история была гвоздем, на который он вешал свои картины, то для Жюля Верна таким «гвоздем» послужили география и естественные науки. Их литературное родство несомненно, и оно признавалось столь компетентным судьей, как Александр Дюма-сын, который говорил о Жюле Верне: «С моим отцом его роднит воображение, молодой задор, чудесный юмор, неистощимая выдумка, здоровый дух, ясность мысли и еще одна добродетель, которую не признают слабосильные, – плодовитость», а обращаясь к самому писателю, отмечал: «Никто не приходит в больший восторг от чтения Ваших блестящих, оригинальных и увлекательных фантазий, чем автор „Монте-Кристо“»
[58].
Жюль Верн многое воспринял от Дюма-отца, в первую очередь умение строить напряженный сюжет и диалог, создавать героев, которые легко прокладывают путь к сердцу читателя и воплощают лучшие человеческие качества. Сам он подчеркивал, что его роман «Матиас Шандор» навеян «Графом Монте-Кристо». Благородное сердце Атоса бьется в груди капитана Немо, а гасконская удаль д’Артаньяна оживает в поступках космического путешественника Мишеля Ардана.
